Незабудка [сборник 1987, худож. О. П. Шамро]

Поселившись в приветливом домике о трех окнах, Незабудка завладела еще одним богатством — могла пользоваться банькой, которая пряталась на задах огорода Вашкевича. Ходить в общую баню уже трудно, а в баньке с печкой-каменкой она с помощью Дануты после генеральной уборки вымылась на славу.

Пора привыкать к тому, что после бани никто ей белья не сменит, нужно самой и мыло раздобыть, и постирать, выгладить загодя. Женским бельем она на фронте так и не разжилась, рубашки носила мужские, бязевые, согласно правилам вещевого довольствия.

6

В снарядной гильзе стоял букетик лесных фиалок, купленный на базаре, — вроде бы подарок Павла. Новоселье справили втроем — пришли Данута и Вашкевич.

Он принес картошку для общей трапезы, принес бутылку самогона-первача, который выпросил у кого-то с маневрового паровоза, и вручил все эти дары новой жиличке:

— День дню рознь, один — мачеха, а другой — матка!

Вашкевич приложил палец к губам и шепотом, будто это была государственная тайна, подробно рассказал о старой диверсии подпольщиков с товарной станции Бобруйск. Они пустили навстречу поезду, шедшему со станции Березина, груженый вагон. У железнодорожного переезда через Пушкинштрассе произошло крушение. Был разбит паровоз, два вагона с продовольствием и цистерна с мазутом; все другие вагоны сошли с рельсов. Незабудка заметила, что Данута слушает Вашкевича с раздражением, которое не хочет скрывать. Может, она слушала это уже много раз? Может, ей претят хвастливые нотки рассказчика?

Данута даже перебила Вашкевича смешком:

— Если бы не врал, все бы правда была.

Послушать Вашкевича, так крушение у Пушкинштрассе стало поворотным пунктом во всей мировой войне, и, если бы не эта диверсия, еще неизвестно, чем бы кончилась операция. Может, даже пришлось бы отложить вызволение Беларуси от немецких захопников, по-русски — оккупантов.

Когда Незабудка пригласила к столу, Вашкевич потер темные, неотмываемые руки и сказал про себя шутейно:

— Я на работу так-сяк, а на еду мастак.

Незабудка пожалела, что нет гитары. Данута вышла и минут через десять принесла гитару — выпросила у соседки, живущей в угловом доме напротив колодца. Это у нее в палисаднике желтеют подсолнухи, самые высокие на их улице.

Конечно, не обошлось без любимой песни «Давно мы дома не были»:

Зачем вам зорьки ранние,

Коль парни на войне —В Германии, в Германии —Далекой стороне.

Песни Незабудка пела большей частью невеселые: «О чем ты тоскуешь, товарищ моряк», «Огонек», «Заветный камень».

Вспомнился прощальный вечер в блиндаже седьмой роты. Она не выпускала из рук гитару, ребята нашли ее в брошенном господском дворе. Незабудка наигрывала-напевала:

Седьмую роту покидаю,Довольно под огнем мне жить,

Что в новой жизни ждет меня — не знаю,О старой не хочу тужить.Прощаюсь нынче с вами я, славяне,И к новой жизни ухожу от вас.Вы не жалейте меня, славяне.Седьмая рота, пою в последний раз!

Вашкевич выпил несколько стопок самогона, закусил картошкой. На прощание он покосился на недопитую бутылку, вздохнул, напялил замасленную форменную фуражку и ушел на свою станцию Березина, чтобы до света цеплять и расцеплять вагоны, нырять под буфера, подавать сигналы маневровому машинисту и слышать в ответ короткие гудки, слышать грохот вагонов, трогаемых с места, слышать натужный скрежет тормозов.

Данута не торопилась к себе, она еще не успела поделиться своими горестями, тем, что у нее отбылось, как говорят белорусы, за годы войны.

Родом она из-под Гродно, там ксендз и окрестил ее польским именем. Дануте можно дать за тридцать, это из-за пряди седых волос, но в редкие минуты, когда смеется, — сразу молодеет.

Подоспели сумерки. Дануте долго не удавалось зажечь керосиновую лампу.

— Спички у нас противопожарные, — засмеялась Незабудка. — Никак не зажигаются.

Она пыталась вызвать улыбку у Дануты, но та шуток не понимала, а вернее — не принимала. Переспрашивала на полном серьезе, потом слышался тихий смех, да и то редко. После всего пережитого в Дануте что-то надломилось…

Она со дня на день ждет возвращения мужа из строительного батальона. Ее Петрусь томился в плену и оттуда сбежал к партизанам, в отряд «Народный мститель».

До плена был тяжело ранен, но справки о ранении нет. Неужели справка обязательна при таком большом шраме? Шрам идет от правого плеча, пониже затылка, к левой лопатке.

В отряде у Дануты умер ребенок от воспаления легких. Это было во время похода по замерзшим болотам, отряд со всех сторон обложили каратели, и партизаны с боем вырывались из огненного кольца.

Не всегда удавалось ей при этих рассказах удержаться от слез и, вытирая их кулаком, она говорила:

— Не я плачу, беда плачет.