Незабываемые дни

И вот в последние недели он снова ощутил, что попал в полосу очередного увлечения, причем не совсем обычного. Сначала казалось, что ему просто понравилось одно красивое личико., на котором приятно остановить свой взгляд. Но потом почувствовал, как неодолимая сила заставляла его искать всякий раз новый повод, чтобы еще и еще раз увидеть стройную девушку, полюбоваться чертами ее лица, сказать ей несколько приветливых слов. Правда, он не видел никаких при* знаков взаимности. Она так же отвечала на его слова, как отвечала, видимо, на каждое приветливое слово любого человека, в том числе и своего непосредственного начальника господина Вейса. Цайт был недоволен собой. Увидев впервые эту девушку в канцелярии у Вейса, он позволил себе несколько фривольных слов в ее адрес. Он сказал тогда Вейсу:

— Где вы достали такой славный цветочек?

Вейс смутился. Неужели Цайт мог заподозрить его, солидного, степенного человека, в каких-то мальчишеских шашнях?

— Вы не подумайте, уважаемый господин Цайт, чего-нибудь… ну… такого…; Это очень и очень пристойный работник…

— Ну, конечно! А вы не будете, господин Вейс, возражать, если я заведу с вашей работницей невинную интрижку?

Сказал это шутя. Вейс, растерявшись, ответил совсем серьезно:

— Пожалуйста! Чудесно!

Но «чудесно» было произнесено только один раз, и это означало, что подобная перспектива не была для Вейса такой уж заманчивой. Однако Цайт есть. Цайт, с ним нужно считаться, нужно угождать ему, делать кое-что приятное.

Цайт начал ухаживать за девчиной. Он пользовался каждым удобным случаем, чтобы зайти в канцелярию, поздравить ее с добрым утром, сказать нечто похожее на комплимент, сравнив ее с тем же солнечным утром.: Девушка принимала все это как должное, принадлежащее ей по праву и не выказывала никаких признаков благосклонности к господину Цайту. Она держалась независимо, вежливо, коротко отвечала на вопросы, но явно избегала вступать в какие-либо особые разговоры с господином Цайтом, хотя он делал отчаянные попытки поговорить с ней серьезно. По всему было видно, что относится она к нему безразлично и не принимает близко к сердцу его комплименты. И чем больше равнодушия проявляла она к нему, тем больше терял он покой и душевное равновесие.

Но с некоторого времени, как заметил Цайт, лед немного тронулся. Девушка стала более приветливо здороваться, а иногда одаривала его такой ласковой улыбкой, что сердце замирало и он ходил потом целый день с видом победителя и громко напевал себе под нос арии из оперетт.

Возвращаясь из Минска в небольшой городок, где находилась организованная им школа, Цайт все время думал о пленившей его воображение девушке, даже представлял ее в роли своей будущей жены. Конечно, начальство посмотрело бы косо на такой его шаг. Разве нельзя найти в Германии достойную спутницу жизни? Однако прочь грустные думы. Лучше совсем не думать и только воскрешать в памяти обаятельный образ стройной девушки, свежее как утро личико и на нем милую улыбку и черные, загадочные и такие чудесные глаза.

10

Над старым машинистом-наладчиком нередко посмеивались более молодые товарищи. Наблюдая из типографии, как медленно, прихрамывая переходил он улицу, говорили:

— Опять чепуриться пошел, старый хрен!

И действительно, Кирилл Адамченко каждые три дня аккуратно навещал парикмахерскую на той стороне улицы, возле сгоревшего каменного дома. Посмеивались над стариком безобидно, так как уважали его за умельство, за большой стаж работы, за покладистый характер. Иногда и в глаза говорили ему:

— Не собираешься ли в сваты идти, Кирилл Михайлович, очень уж прихорашиваешься?

— А почему бы мне действительно не посвататься? — поглаживая казацкие усы, отвечал он.— Но при чем тут сваты? Ты рабочий человек? — задавал он встречный вопрос своему собеседнику и сам отвечал за него: — Конечно, рабочий. А если рабочий, то должен высоко свою марку нести — и в работе, и во всем другом… А то оброс космами, в самый раз воробьев тобой пугать на огороде… Ну, а некото-о-рым нравится видеть перед собой таких косматых и называть их дикарями. Хозяева наши — культурная нация, они уважают чистоту и порядок. А ты со своими сватами…— И, лукаво подмигнув собеседнику, старик шел к своей машине.

Вот и пойми ты его. Одни говорили, что с ним нужно обходиться осторожно,— может, он своей аккуратностью и действительно хочет к немцам подладиться, так сказать выслужиться перед ними. Другие ничего не говорили, только посмеивались про себя. Третьим было все равно: их хата с краю, пусть себе и выслуживается, велика забота.

… И вот сидит он на стуле в парикмахерской, болезненно морщится, если бритва готова отхватить вместе с жесткой щетиной и кусок щеки.

— Вас не беспокоит? — кисло спрашивает парикмахер, такой же инвалид, как и Адамченко, и выжидательно вглядывается в его глаза.

— Да не только беспокоит, а дерет, как выщербленная пила. Точи свой инструмент!

Пока парикмахер точит бритву, Адамченко, будто поправляя свою деревяшку, ловко достает из нее скомканный кусочек бумаги.

— Последний, передать нужно сегодня же.