Незабываемые дни

За одну ночь газета появилась на стенах домов, на столбах, в официальных витринах, где вывешивались приказы и объявления. Ее находили на скамейках в городском сквере, в цехах уцелевших предприятий.

Люди собирались кучками, торопливо прочитывали скупые газетные строчки о партизанской борьбе, о сражениях на фронтах войны. Прочитав, шли дальше по своим делам.

Газета проникла, видимо, и в районы, так как и оттуда сообщали в гестапо о ней. Полиция, эсэсовцы сбились с ног, ища тайные пути, по которым расходилась газета.

В гестапо состоялось особое совещание заведующих несколькими отделами. Газетой занималась группа специальных экспертов. Одни изучали каждое слово, стиль, характер и объем информации. Другие рассматривали через лупу каждую букву, заголовок, особенности набора, верстки, печати, бумаги. Как авторитетный консультант в совещании принимал участие сам Цайт, которого пригласили из управления разведки и контрразведки штаба центра немецких армий и который с недавнего времени организовывал разведку в армейском тылу в Белоруссии. Среди людей в черных мундирах он один был в штатском. Серый пиджак легко облегал его сутулую фигуру. На тонком с горбинкой носу поблескивали очки в железной оправе. По внешнему виду его можно было принять за врача. Он и вел себя как врач на консилиуме: тихо, спокойно, без излишней суетливости. Когда спросили его мнение, он не торопясь протер очки и, чуть-чуть улыбнувшись, поделился своими соображениями:

— Вопрос с газетой совершенно ясен, и всякие долгие исследования,— тут он бросил взгляд на экспертов,— излишни. Газета набрана квалифицированными рабочими, технически хорошо оформлена, напечатана в большой, оборудованной типографии. Не может быть никаких сомнений, что выпущена она в Минске, в типографии, которая у большевиков называлась Домом печати. Там и ищите.

Он добавил, что уже послал в типографию надежного человека. Гестаповцы занялись очередными делами: где-то на партизанской территории строился аэродром, а где — неизвестно. Известно только, что погиб один из лучших агентов Бовтика, который, видимо, пытался доставить сведения об этом аэродроме. Ничего утешительного не слышно о Заслонове. Несколько недель тому назад все гестапо было взбудоражено, как муравейник,— эсэсовцы готовы были объявить праздник: начальник одного полицейского гарнизона прислал официальное сообщение, что через день привезет убитого Заслонова. Для газет уже заготовили хорошую информацию, и они должны были затрубить во все трубы о боевых подвигах полиции. Но все оказалось сплошным блефом. Найденный труп оказался трупом полицая, которому партизаны сунули в карман нечто похожее на письмо Заслонову. А еще спустя день пришли сообщения, что взорван артиллерийский склад. Начальники отделов гестапо посоветовались и, не приходя в особый энтузиазм, решили всеми доступными средствами довести до сведения широкой общественности, что размер вознаграждения за Заслонова повышен.

Совещались в тот день и у самого Кубе. Здесь было не много людей: начальник полиции, начальник войск СС и Цайт.

Кубе говорил медленно, обдумывая каждое слово, акцентируя на самом важном и неотложном:

— Было бы непростительным бахвальством недооценивать проблему партизан, преуменьшать их опасность. Все, что в наших силах, мы должны мобилизовать на борьбу с ними — и войска, и полицию, и карательную политику, и пропаганду. Но предостерегаю вас — не распыляйте, не дробите силы. Если действовать, то действовать только разумно, концентрируя усилия на разгроме основных очагов, и не всех сразу, а по частям. Так легче. Так мы сохраним свои силы и добьемся верного эффекта. А вас, почтенный Цайт, мы попросим протереть глаза нашей внутренней разведке. Мы знаем и ценим ваши заслуги, уважаемый Цайт — недреманное око нашей армии. Мы надеемся на вашу помощь.

Цайт почтительно поклонился Кубе и обещал сделать все, что в его силах. Он рассказал о школе, которую организовал вместе с Вейсом по приказу Кубе, рассказал и о ее первых успехах.

— Я обещаю вам в ближайшие месяцы в каждый партизанский отряд северной зоны заслать наших людей. В других зонах гестапо должно организовать такие же школы, мы в этом деле поможем.

После совещания у Кубе Цайт посетил типографию, которая находилась в конце города и чудом уцелела в первые дни войны.

Запершись с шефом типографии в его кабинете, Цайт коротко спросил:

— Ну как?

— Все готово. Отпечатана, сброшюрована.

Шеф типографии открыл сейф. В нем лежали небольшие брошюры, похожие на тетрадки. Цайт взял одну, перелистал, посмотрел на синюю обложку, на которой стоял аккуратный гриф: «Абсолютно секретно. Только для специального пользования. В случае опасности немедленно сжечь». Каждая тетрадь имела свой порядковый номер. Цайт пересчитал все брошюры, их оказалось ровно сто.

— Ну что ж, неплохо. Теперь запакуйте как следует, и мы их опечатаем. А где первые оттиски, корректура?

— Все тут. И испорченные листы и срыв,—и шеф передал Цайту большой опечатанный сверток с аккуратными стопками испачканных типографской краской бумажек.

— Печку!