«Если мне удастся его убедить, он уедет, и я больше никогда его не увижу. – Эта мысль отозвалась в ее сердце болью. – Но лучше это, чем видеть, как он продолжает мучиться».
– Правила, придуманные для женщин, строже, чем для мужчин. – Солнце светило Джонатану в глаза. Он их прищурил, и по ним нельзя было сказать, о чем он думает. – Но вы все равно можете оставить мужа, если у вас хватит на это смелости.
– Но куда я отправлюсь? И что буду делать? – грустно улыбнулась Рейчел. – Мне придется стать нищенкой, просить подаяние или начать торговать собой. У меня не будет ни работы, ни друзей. Ничего. У меня нет другого выбора, кроме как цепляться за мужа.
Вся легкость ее настроения внезапно улетучилась, и она тяжело вздохнула.
– Но пока у вас есть я, – заметил Джонатан. – Кто еще станет сидеть у моей постели и читать романы о приключениях отчаянных храбрецов – мне, безумцу и калеке?
Он улыбнулся, и Рейчел улыбнулась ему в ответ.
– Вы не безумец и не калека, – возразила она.
– Тогда кто я? – спросил Джонатан.
«Уязвленный. Одержимый. Убийца. Тот, кого мне хочется видеть больше всего на свете».
– Вы хороший человек, пострадавший на войне, хотя вас слишком тревожит ваше прошлое.
– А вы воплощение такта и дипломатии, – сказал Джонатан. – Думаете, я не понимаю, что нашептывает вам внутренний голос?
– И что же он мне нашептывает? – спросила она.
«Он что, видит меня насквозь?»
Джонатан снова улыбнулся, взял ее руку, поднес пальцы к губам и запечатлел поцелуй на холодной коже. Рейчел почудилось, что их коснулся горячий утюг, с той только разницей, что простой ожог не мог показаться таким сладким и упоительным. На миг у нее перехватило дыхание.
«Неужели это оттого, что всего неделю назад он мог меня задушить, а теперь поцеловал?» – «Нет, – отозвалось эхо у нее в голове. – Только оттого, что он тебя поцеловал».
Рейчел вдруг подумала о том, как восприняла бы такой поцелуй Пташка, и в животе у нее возникла неприятная пустота. Как будто почувствовав это, Джонатан немедленно отпустил ее руку. Еще несколько мгновений он не отрывал от Рейчел глаз, выражение которых, казалось, все время менялось, а потом отвернулся.
– Могу я задать вам деликатный вопрос, мистер Аллейн? – проговорила Рейчел едва слышным голосом.
– Думаю, вы заслужили такое право.
– Почему вы так рассержены на свою мать? Конечно, долгие годы, прожитые вместе при… нелегких обстоятельствах, могут породить неприязнь, это понятно, и все-таки, мне кажется, здесь кроется нечто большее. Похоже, вы в чем-то ее вините, – предположила Рейчел.
Джонатан скрестил на груди руки, словно обороняясь, и продолжал, не отрываясь, смотреть вдаль.
– Да, я ее виню, и даже очень. С ней связана причина… во всяком случае, мне так кажется. То есть я не знаю наверное, но уверен, она лжет и не говорит всей правды, хотя порой и снисходит до того, чтобы открыть ее часть. Но причина того, что Элис мне написала, связана с ней.
– Не понимаю.
– Я говорю о последнем письме Элис. О том, которое застало меня в Брайтоне.
«Я знаю». Рейчел только в последний момент спохватилась и не произнесла этих слов вслух.
– Она в нем сообщала… что нам нужно расстаться. Что мы никогда не сможем быть вместе, стать мужем и женой. Что это была бы
«Бриджит оказалась права, – поняла Рейчел. – С чего бы еще богатому и знатному человеку тратить деньги на безродную девочку?» А если в Элис текла кровь лорда Фокса, она приходилась Джонатану теткой. «Да уж, не сладко пришлось бедной девушке, если она об этом узнала». Рейчел судорожно вздохнула, на секунду закрыла глаза, и в дальнем углу ее сознания возникла Абигейл, уплывающая все дальше и дальше. Рейчел мысленно протянула к ней руку. «Джозефина могла ошибиться. Что, если лорд Фокс только ее удочерил? Нашел и удочерил», – подумала она с отчаянием.
– И там говорилось о чем-то еще… Я знаю, говорилось! Если бы я только мог вспомнить…
– Вы не сохранили это письмо?