В темноте было трудно разглядеть, какой груз на ней перевозят, но по виду ее хозяина Рейчел предположила, что уголь.
– А я, вообще-то, могу и не брать на борт таких, как ты, – заметил мужчина, но таким тоном, словно готов был улыбнуться.
– Ты бессовестный обдирала, Дэн Смидерз. Ладно, плачу пенни, и песня в придачу, пока мы плывем.
– Пенни и поцелуй твоих губ.
– Песня! Это все, что ты получишь, а не то я выпотрошу тебя твоим же багром. Так что как хочешь, либо принимай мои условия, либо нет.
Пташка уперлась свободной рукой в бок, и хозяин баржи рассмеялся:
– Не сомневаюсь, что выпотрошишь, за тобою не заржавеет. Ладно, давай прыгай на борт, а то мне давно пора отправляться.
Пташка подхватила мешок и ловко вспрыгнула на палубу. Дэн Смидерз крикнул своему работнику, тот взгромоздился на лошадь, тронул поводья, и баржа направилась к устью канала, по которому ей предстояло проплыть под красивыми железными мостами садов Сидни[62]
, а затем покинуть пределы города. Пташка села на один из сложенных в кучу мешков, и когда баржа скрылась в темноте, Рейчел еще долго слышала ее плывущий над водой голос, удивительно сильный и нежный, она пела грустную песню о пропавшей любимой.Значит, она не продает съестное, а куда-то отвозит, – но кому?
Смирившись с тем, что она никогда этого не узнает, Рейчел поспешила к мосту, подальше от наглых взглядов речников, и вскоре район причалов остался позади. На фоне бледно-желтого горизонта, у дальних холмов, вырисовывались черные скелеты нагих деревьев. Казалось, они строго грозили своими ветвями, и Рейчел, глядя на них, вдруг почувствовала раскаяние в своем неуемном любопытстве. Зачем она вмешивается в жизнь этой рыжеволосой девушки? Ведь, в сущности, ей нет до нее никакого дела. Рейчел свернула на Эббигейт-стрит и быстро пошла к дому, но вдруг остановилась, глядя на свет в гостиной. Внезапно она поняла, что войти внутрь ей не хочется. Рейчел, задрав голову, стояла на мостовой и тупо глядела на освещенное окно. Как будто у нее есть выбор. В конце концов, Ричард сегодня мог вернуться и трезвым, напомнила она себе. И тогда он будет милым, усталым и нежным; ему, как всегда, захочется заняться с ней любовью, а эта перспектива ее не устраивала. «Но как в таком случае ты собираешься родить от него ребенка?» – донеслось до нее тихое эхо далекого голоса.
Минуту или две она стояла на мостовой, ощущая абсурдное желание оказаться сейчас вместе с Пташкой на борту баржи, медленно и неуклонно плывущей из этого города, вместо того чтобы вернуться домой и лечь с мужем в кровать. Казалось, эта девушка-служанка всегда имела перед собой какую-то цель, и ее глаза горели стальным блеском. Она не испугалась, даже когда Рейчел поймала ее на воровстве. «Тогда как я постоянно всего боюсь. И мужа, и Джозефину Аллейн, и ее сына. И кухарку». Плечи Рейчел устало поникли от этой мысли. Стоя здесь, перед своим домом, она вспомнила то, что сказала ей сегодня Пташка.
У Ричарда было прекрасное настроение, он был ласков с нею, и мало-помалу беспокойство Рейчел рассеялось. Когда она вошла, Ричард взял ее за руку, улыбнулся, провел к дивану, посадил и сам сел рядом. Затем он закрыл ставни и подбросил в очаг дров. Дрова занялись, и в комнате стало светлее, теплее и уютнее.
– Ну как дела, моя дорогая миссис Уикс? – спросил он, откидывая назад голову, чтобы посмотреть на нее с расстояния.
Теперь, когда на его коже и волосах играли мягкие отблески пламени, подчеркивающие изящные контуры его лица, он казался похожим на ангела. Трудно было угадать в нем ту грубость, с которой он иногда с нею говорил. «В каждом человеке сидит зверь», – говорил Джонатан Аллейн. Но он имел в виду лишь себя, и Рейчел отказывалась ему верить.
– У меня все в порядке, мистер Уикс. Как сегодня шла торговля?
– Сегодня похолодало, и это хорошо. Все больше и больше семей приезжает в Бат на зимний сезон, и благодаря многим отзывам, а в особенности отзывам миссис Аллейн, мое новое бордо пользуется большим спросом, так же как и сладкий розовый портвейн, недавно привезенный из Лисабона.
– Действительно, прекрасные новости.