Незапертая Дверь

— Ты вот что скажи ей. Пусть они найдут черную кошку. Запустят ее, значит, в комнату, где чертовщина эта, и пару деньков за ней понаблюдают. Где кошка облюбует себе место, там, стало быть, и темнота водится. Если вещица какая придется ей по нраву, водой ее пущай обрызгают, прежде над ней «отче наш» прочитав. Ежели пол или угол какой, на том месте мелом крест пусть нарисуют, трижды молитву прочитав. Вот посмотрите, все пройдет. Моя сноха с сыном уж что только не делали. И квартиру хотели продавать, да покупателей не сыскалось. И по гадалкам ходили, деньги тратили. Только когда им моя давняя знакомая посоветовала так сделать, свет увидели!

— Большое спасибо!

— Да пустяки. Ты уж как все сделаете, позвони и расскажи, как прошло. Ну давай, маме с папой привет от меня.

— Обязательно передам. Не болейте. До свидания.

Так, надо не забыть. Крест и трижды «отче наш», если на полу, подоконнике и так далее. Если на мебели, тогда один раз прочитать молитву над водой и обрызгать. Чушь собачья, — сказала бы я еще две недели назад. А сейчас до таких обрядов готова опуститься. Где найти черную кошку? О! У соседки тети Глаши есть молодая кошечка, почти черная, если не считать белого пятнышка на лапке. И она ничуть не боится Пешку. Она вообще никого не боится. Забредает ко всем вместе со своей вездесущей хозяйкой.

— А давай пригласим к нам в гости Лизавету? — предложила я Ракушке, что-то малюющей в альбоме.

— А кто такая Изавета? — откликнулась та.

— Кошка бабы Глаши. Пешка у нее был в гостях, а она у него нет. Так невежливо. Еще обидится на него.

— Давай!

В два счета собравшись и прихватив с собой пекинеса, мы отправились на поиски кошки. Обошли вокруг дома, заглянув во все отдушины и позвав у всех палисадников. Решили, что Лизавета в один из редких случаев сидела дома.

Мы поднялись на первый этаж, и Ракушка с моего позволения постучала в дверь.

— Кто там? — недоверчиво вопросила баба Глаша.

— Баба Гыаша, отпустите Изавету к Пешке в гости! А то Пешка был у нее в гостях, а она у него не быа!

Наконец, старуха соизволила открыть запертую на сто замков, щеколд и цепочек дверь.

— Здрасьте, теть Глашь, — примирительно улыбнулась я. — Как поживаете?

— А, Денька! Все чужих детей нянчишь? Когда уж своими-то обзаведешься? Этих сколько не холь, подарками не задаривай да жопу не вытирай, а все шиш благодарности. Да, вот что! Пока не забыла. Ты скажи своему хахалю, чтобы он больше под окнами не отирался.

— Какому хахалю? — удивилась я, вскинув плечи.

— Да этому твоему Гари Потиру очкастому. Три дня штанами лавку вытирает да в чужие окна заглядывает! Ежели надо, к себе веди, нечего по подъездам обжиматься. Бродит тут, как кот вокруг сметаны! Я уж хотела участкового позвать, чтоб он его в шею гнал. Будет здесь лазать, точно в милицию угодит! Вот посмотришь! Будешь тогда хмыкать. За хулиганство сядет!

— За какое же хулиганство, теть Глашь?

— А за такое! Пожилым людям сериал посмотреть не дает! Лазает вокруг дома, как маньяк, все чего-то выискивает! На него смотреть или в телевизор? Шея и так болит, а тут еще головой туда-сюда крутить! Давеча из-за него интересный момент пропустила!

— Так мы возьмем Лизку погулять? — глянув на выскочившую на площадку кошку, поспешила я закончить разговор.

— Да ради бога! Она мне только мешает. Я там готовлю, а она, зараза, под ногами путается. Дважды через не нее чуть не упала! Кто бы взял, без оглядки бы отдала. Да кому нужна эта зараза? От нее же толку, как от старика моего, не будь тем помянут…

Черную кошку мы заполучили. Ракушка долго таскала ее на руках, катала верхом на Пешке, пока не стало невыносимо жарко. В середине дня мы вернулись в прохладу квартиры и на пару угощали Лизавету полуфабрикатами. Кошка чувствовала себя как дома, и вскоре, наевшись до отвала, потерлась о зеркало, поточила когти о диван и запрыгнула на соседскую сумку. Легла на ней безразличным сфинксом! Уж не первый ли намек это? Вся чертовщина заключена в клетчатом бауле? Нет, киса, ты морочишь мне голову.

— Тетя Надя! — Ракушка влепилась мне в ноги и положила на колени свои аляповатые рисунки. — Это мама и папа. Это я у садика. А это наша воспитатейница. Это Изавета и Пешка.

— А это что за дядя? — спросила я, подняв упавший на пол листок.

— Это почтайон Печкин.

Никогда страшнее детского рисунка не видела! Огромный нос, веники черных усов, круглые синие глаза. Худой и сутулый, сидящий на лавке с повернутым в фас лицом! Брр!

— Почему он у тебя в халате?

— Это не хаат, это же пойто!

— Ты какого Печкина рисовала?

— М-м-м, — задумалась Ракушка, делая сотню лишних движений. — Того, который всегда сидел на авочке.

— А почему он у тебя такой страшный?

— Потому… потому что я его чуточку боюсь. Тетя Надя! Звонят! Это Веэка приехала!