Нежелательные встречи, или Барбусы обожают тараканов (сборник)

Еще он вспомнил, что неоднократно видел сны про реку, текущую мимо его дома, будто бы она очень сильно обмелела, превратившись буквально в ручеек, который можно перепрыгнуть. Другие сны были о том, как он над рекой летает — самостоятельно, без каких-то приспособлений. Сном вполне можно было назвать и общение с бобрами, если не учитывать, что «сон» этот длился уже больше месяца. А, может, во время очередного заплыва Кыля все-таки утонул и теперь существует не в том мире, в котором родился, а в каком-то параллельном?

— Барсик, Барсик, Барсик… Пойдем домой, Барсик.

— Да, идите уже домой, чтоб вас! — прорычал Кыля себе под нос, но, возможно, достаточно громко для того, чтобы Кошатница услышала его через открытую на кухне форточку. Да — плевать. Проявит соседка недовольство, так он ей тут же в глаза выскажет все, что о ней думает.

Кыля распахнул холодильник. Необходимый в данном случае напиток присутствовал. Пусть и в початой бутылке, но все-таки наполовину полной, а не наоборот. Тем более, и стограммовая бутылочка притулилась к поллитрухе, словно подберезовичек к стволу березки.

«У кого подберезовичек — у того и праздничек!» — вспомнил он любимую поговорку Лёхи Леонидыча, достал наполовину полную, превратил ее в наполовину пустую и захрумкал соленым огурцом.

Не прошло и десяти минут, как Колчин плыл на противоположный берег Москвы-реки, зажимая в одной руке букетик ивовых веточек, в другой — тот самый «подберезовичек». Вообще-то, вода была прохладной, если не сказать больше — как-никак осень на носу. Но Кыля был закаленный, не напрасно же во время службы на заставе каждый банный день обязательно после парилки зимой нырял в прорубь, в остальное время года делал продолжительные заплывы. Его на заставе даже Моржом прозвали.

Моржи, бобры… Все лучше — чем представители дворового Зверинца. Лучше безмолвно общаться с бобром Леонидычем, чем с Глухим, таксистом и иже с ними. Как же хорошо, что Кыля обнаружил бобровый ландшафт, где хотя бы ненадолго можно абсолютно расслабиться!

Когда до берега осталось совсем немного, у Колчина вдруг заболел затылок — словно по нему палкой ударили. Давление, что ли, подскочило? Или переутомился, пока плыл. Он, конечно, устал, но не до такой степени, чтобы выпустить из рук букетик и «подберезовичек». Кыля перевернулся на спину — плывя в таком положении, сил расходовалось меньше, и он мог оставаться на воде очень долго, лишь бы не замерзнуть.

На берег выбрался немного ниже своего традиционного места — снесло течением. Прижимая руку с бутылочкой к голове и болезненно морщась, добрел до облюбованной площадки. На суше было теплее, чем в воде, но все равно прохладно. Похоже, сезон заплывов пора закрывать.

Чтобы быстрее согреться, Кыля решил, отойдя от традиции, опустошить бутылочку-подберезовичек не за три приема, а за два. Ему было как-то тревожно: может, из-за продолжавшей болеть головы, а, может, от нахлынувшего нехорошего предчувствия, что с возвращением вплавь на свой берег может и не справиться. Имелся вариант возвращения пешком — по мосту. Но, во-первых, это подразумевало огибание вплавь заборов с колючкой, а, во-вторых, идти в одних трусах по мосту, было как-то неприлично, могли и за психа принять. Нет, лучше уж собраться с силами и спокойно переплыть родную реченьку.

Напротив Колчина у самого берега из воды высунулась бобровая морда. За ней — еще одна, и еще три или четыре. Но постоянного его «собеседника» среди них не наблюдалось.

— А где Леонидыч? — нахмурился Кыля, чувствуя неладное. И тут же затылок отозвался новым уколом боли. Скривившись, он схватился за голову, и это резкое движение, видимо, испугало бобров, которые, все до единого мгновенно скрылись под водой.

— Леонидыча-то куда подевали? — крикнул он расходящимся по воде кругам.

Действительно — что могло случиться на этом безлюдном берегу с осторожным и опытным бобром? Разве что нашелся еще один пловец и прибил зубастого, воспользовавшись его доверчивостью?

Кыля вновь приложился к бутылочке, а когда пристроил ее к таким же опустошенным и поглядел на реку, которую вскоре ему предстояло переплыть, увидел нечто необычное.

На поверхности воды семь или восемь усатых бобровых морд в клиновидном порядке в довольно-таки быстром темпе удалялись от ближнего берега по направлению к Шелепихе.

— Эй! — закричал Кыля, поднимаясь на ноги. — Вы куда? Нельзя вам туда! Там же людей видимо-невидимо!

Если бобры его и слышали, то, скорее всего, не понимали. Или не хотели понимать? Голову Кыли пронзил очередной укол боли.

— Да, подождите же вы! — он бросился в реку догонять свихнувшуюся бобровую семейку.

Не тут-то было! Зверьки плыли заметно быстрее. К тому же их, в отличие от человека, практически не сносило течением. Кыля быстрей заработал руками и ногами и, кажется, погорячился. Ноги вдруг начало сводить. Он тут же сбавил темп, вновь перевернулся на спину и, глубоко вдыхая, стал подрабатывать только руками.