Налив себе кофе, иду с кружкой по первому этажу, все осматривая. Не знаю, когда вернется с продуктами Нэнси и сколько у меня времени, и не хочу, чтобы она следила за каждым моим шагом. Гостиная обставлена со вкусом, кажется, антикварной мебелью. Она выглядит гораздо официальнее, чем мне нравится сейчас. Гадаю, приложила ли я руку к дизайну или все это прихоть Джулиана. На камине фото тридцать на тридцать – наша свадьба. Подхожу поближе, чтобы рассмотреть: мы стоим перед свадебным тортом, я держу нож, рука Джулиана лежит поверх моей. Оба широко улыбаемся и выглядим влюбленными. Мне не очень нравится свадебное платье, оно меня чуть-чуть полнит. И зачем, интересно, такое личное фото в такой официальной обстановке? Кто так решил? Надо будет спросить у Джулиана.
Перехожу в кабинет. Здесь интерьер уже не такой формальный: мягкий голубой диван, по обеим сторонам от него стоят два обитых плюшем кресла с такими же скамеечками для ног; длинный, по всей ширине окон, стол, уставленный фотографиями в рамках. Беру ближайшую – мы с Джулианом на пляже, улыбаемся и держимся за руки, мои волосы развеваются на ветру. Выглядим счастливыми и спокойными. Не могу определить, где сделан снимок. Песок гладкий, и похоже, что позади нас океан, но непонятно, восточное это побережье или западное. Ставлю фото на место и беру следующее – Валентина сидит у меня на коленях, перед ней именинный торт с пятью свечками. Я на этом снимке не улыбаюсь, а будто глубоко задумалась. Депрессия? Иду дальше, и везде фотографии нас троих в домашней обстановке. Но они не дают ответов на вопросы, а просто показывают, что прошло время. Я вдруг понимаю, что не видела других свадебных фотографий.
Ставлю кружку из-под кофе в посудомойку и слышу, что звонит телефон. Беру его и смотрю, кто звонит. Гэбриел.
– Привет, – говорю я.
– Привет, – грустно откликается он. – Как ты?
– Да вот, сижу тут. А ты как?
– Погано. Скучаю по тебе. Все еще не могу во все это поверить.
Боже мой, что же с нами делается.
– Мне так жаль. Даже не знаю, что сказать.
– Я волнуюсь. Невыносимо думать, что ты уехала за сотни километров, в какой-то дом, с мужчиной, о котором ничего не известно.
– Я понимаю, как это тяжело, Гэбриел, но, пожалуйста, постарайся не волноваться. Здесь повсюду мои фотографии. Такое впечатление, что я была счастлива. И он ведет себя безупречно. Правда, мне ничего не грозит. Нужно немного потерпеть.
Слышу его вздох.
– Только будь на связи. Я должен знать, что с тобой все в порядке.
– Конечно, буду.
– Я скучаю по тебе, Эдди. Так сильно скучаю.
– И я по тебе.
Слышу сигнал – открывается входная дверь.
– Мне пора, люблю тебя.
Выключаю телефон, и в ту же секунду на кухню входит Джулиан. Он улыбается мне:
– Кассандра.
Я вся сжимаюсь, еще не привыкла к этому имени, но заставляю себя улыбнуться в ответ. Видимо, придется привыкать.
– Как твой пациент?
– Ему лучше, спасибо. Чем занималась?
Пожимаю плечами:
– Осматриваюсь, пытаюсь сориентироваться. Я не видела свадебного альбома, но заметила фотографию в гостиной. А есть еще? Какие-нибудь менее формальные?
Он колеблется:
– Ну… Мне пришлось выкинуть свадебный альбом. Единственная фотография, которая тебе нравилась, – та, что на камине.
– Почему?
Он указывает на стул.
– Давай присядем, Кассандра. Тебе всегда было спокойнее за камерой, чем перед. Ты очень критично относилась к своей внешности.
– Что ты имеешь в виду?
– Тебе не нравилось, как ты выходишь на фотографиях: то некрасивая, то толстая. Потом ты начала выбрасывать некоторые снимки или портить свое лицо.
Меня пробирает дрожь. Мне описывают какую-то ненормальную.
– Портить свое лицо?
– Перечеркивать крест-накрест.
Что за бред?
– То есть свадебного альбома нет? Больше ни одной фотографии?
Он встает, идет наверх и возвращается через несколько минут. Вручает мне фото в рамке, чуть меньше первого, – мы вдвоем, Джулиан обнимает меня.
– Единственное, до которого я вовремя добрался. Вставил в рамку и спрятал. С тех пор как ты ушла, оно стояло у меня на комоде.
Он садится рядом со мной.
Я снова смотрю на фото. Мой взгляд привлекает жемчужное ожерелье. Я его помню. Это мамино. Больше мне от нее ничего не осталось. Рука сама собой тянется к шее.
– Жемчуг. Оно мамино?
Он ободряюще улыбается:
– Верно. Ты начинаешь вспоминать.
Визуально я их не помню, но сейчас, при взгляде на фотографию, я вспоминаю, что надела на свадьбу мамин жемчуг. Смотрю на Джулиана:
– Психиатры говорили, что, если я найду дорогу домой, знакомое окружение может помочь мне вспомнить. Я думала, они лишь дают мне фальшивую надежду, но, возможно, они были правы.
Чувствуя, как внутри меня растет радостное возбуждение, я набираюсь храбрости и задаю вопрос, на который отчаянно хочу получить ответ:
– Джулиан, почему я пыталась покончить с собой?
Он вздыхает:
– Ты уверена, что хочешь узнать об этом прямо сейчас? Может, сначала освоишься тут как следует?
Я качаю головой:
– Мне нужно знать.
Он садится нога на ногу и плотно сжимает губы.