— А, вы все про это! Да так, понимаете, орал, что... — Но в этот момент Роджер заметил, что люди вокруг него поспешно разбегаются, видимо, услышав что-то, что он пропустил, заболтавшись с бестолковым незнакомцем. Бросив отца Стефана, он вцепился в локоть прыщавого субъекта в охотничьей шляпе с опущенными полями.
— Что случилось? Что происходит?
— Да тут у одного парня в тачке приемник берет полицейскую волну, — пытаясь высвободить руку, отвечал человек в шляпе, — и он сказал, что эта спецкоманда вроде бы намерена покончить с этим Шарклом. — Он наконец вырвал из цепких пальцев Роджера свою руку и попытался скрыться в толпе, но Хастеруик устремился за ним, не желая упускать самый интересный момент.
Отец Вайцежик тоже в растерянности огляделся по сторонам: толпа на глазах редела, оставались лишь самые стойкие любители острых ощущений и полицейские, следившие за тем, чтобы никто из посторонних не приближался к окруженному дому. В воздухе пахло смертью. Отец Вайцежик чувствовал ее приближение. Он не мог оставаться равнодушным наблюдателем. Нужно было как-то предотвратить убийство, но ничего не приходило ему в голову. Его парализовал ужас. До этого момента он видел лишь положительные последствия разворачивающегося чуда. Чудесные исцеления и другие феномены вызывали у него лишь радость и ожидание новых проявлений божественной силы. Но теперь он наблюдал темную сторону этого таинственного явления и был до глубины души потрясен увиденным.
Наконец отец Стефан стряхнул оцепенение и бросился следом за Роджером Хастеруиком, расталкивая кровожадных зевак, столпившихся вокруг прогулочного автобуса — голубого «Шевроле» с надписью «Калифорнийское побережье» на боку. Владелец — здоровенный бородатый парень, сидевший за рулем, — открыл обе двери и включил на полную громкость приемник, настроенный на полицейскую волну, чтобы всем было слышно.
Через минуту план полиции в общих чертах стал ясен: бойцы из специального подразделения по борьбе с террористами уже подбирались к дому, обойдя его с другой стороны, намереваясь с помощью пластиковых зарядов сорвать стальную дверь с петель. Одновременно вторая группа должна была подорвать другую дверь в погреб и вместе с первой ворваться внутрь, захватив Кэлвина Шаркла врасплох. Этот замысел был чрезвычайно опасен как для штурмующих, так и для заложников, но власти решили, что дальнейшее промедление чревато еще большей опасностью.
Прислушиваясь к голосам переговаривающихся по рации полицейских, отец Вайцежик вдруг понял, что обязан предотвратить штурм, потому что он мог вылиться в трудновообразимую бойню. Он должен добиться, чтобы его пропустили в дом, и поговорить с Кэлвином Шарклом, и сделать это сейчас же, немедленно. Да-да, немедленно! Он отвернулся от «Шевроле» и быстро пошел назад к дому Шаркла, от которого удалился уже приблизительно на квартал, оттесненный разгоряченной толпой. Отец Вайцежик еще не знал, что скажет Шарклу, может быть, нечто вроде «ты не одинок, Кэлвин», — в общем, он что-нибудь придумает.
Его резкий маневр не остался незамеченным обступившей «Шевроле» толпой: все решили, что он что-то услышал или увидел возле баррикады, и побежали за ним, создавая на подступах к переулку О'Беннон-лейн еще большую сумятицу. Особенно усердствовала молодежь: крича и пихаясь, молодые зеваки выбегали с тротуара на улицу, мешая проезду транспорта и пугая водителей своим непредсказуемым поведением. Те, в свою очередь, жали на тормоза и клаксоны, машины начали сталкиваться, ударяясь бамперами, кто-то больно толкнул священника в спину, он упал и расшиб себе колени и ладони об асфальт. Никто не нагнулся над ним и не протянул руку, он сам вскочил и побежал дальше, хватая широко раскрытым ртом холодный воздух, насыщенный животным безумием и жаждой крови. Отцу Стефану стало страшно при виде этой потерявшей всякое человеческое достоинство толпы сограждан, сердце его готово было выскочить из груди, и он подумал, что все происходящее очень похоже на изощренное адское наказание — это бегство в обезумевшей толпе куда-то в неизвестность.
Когда ему наконец удалось пробиться к баррикаде, там уже было полно народу. Они жались к барьерам и полицейским машинам, изо всех сил стараясь увидеть, что происходит возле дома Шаркла, к которому их не пропускали. Со всех сторон отца Стефана толкали и пинали, мешая пробраться к полицейским и добиться, чтобы его пропустили как священника. Он пытался взывать к совести и разуму сдавивших его людей, но его никто не слушал, кто-то сшиб с его головы шапочку, но и это не остановило его, он упорно проталкивался вперед, пока наконец не очутился возле металлического барьера.