— Я живу со своим прошлым каждый день и все прекрасно помню, — чуть хрипловато отозвался я, чуя неприятности. — И еще одна парочка флешбеков вряд ли меня напугают.
— Да, ты мало чего боишься, — нехотя признала Ламия, закрывая глаза. — Разве что окончательной смерти. Что удивительно для такого опытного воина. Ты никогда не думал, почему так отчаянно боишься смерти? Или не хочешь думать?
Я ответил так сухо и спокойно, как только мог:
— Это присуще всем живым существам. Я не исключение.
— Но не до такой степени, — легкая улыбка тронула четко очерченные губы. — Ты готов на любую низость и преступление, готов преодолеть самые тяжелые битвы и боль, лишь бы не умереть. Ты даже принял в себя частицу ненавистного врага, отринул долг и честь. По сути, ты предал Человечество как вид из-за одного это желания. Страха. Не за что не умирать. Разве тебе самому не больно быть таким уродом?
— Тебя тоже не назовешь милашкой, — твердо встретил ее испытующий взгляд. — Скольких невинных ты погубила, будучи Ламией? Или то, что ты делаешь сейчас. Ментальные пытки не назовешь моральными вещами.
— Это Дом Ламий, а я здесь Королева. Я здесь и мораль и закон.
Она выглядит такой высокомерной, невыносимо гордой, что я не удержался от острой шпильки фразы:
— Не для меня.
Мягкая улыбка сменилась злой, по-настоящему злобной и ядовитой. А голос женщина вновь приобрел угрожающее шипение.
— Ты все еще не боишься меня. Но ты страшишься смерти. Я напомню тебе, почему. Никто не смеет дерзить Королеве Ламий. Думаешь пара ласковых слов Великого Змея сделали тебе великим? Ты всего лишь предатель своего рода. Жалкий дезертир, слабак и мусор! Ты должен преклоняться, жалкий полукровка!
— Я могу преклониться перед силой только двух существ. Которых видел лично. Один из них Серафим, Владыка Небес, который взмахом меча чуть случайно не разрубил континент. Второй был Великим Духом, Прародитель Всех Змей. Ты? Не тянешь.
— Мое терпение кончилось, — жестко выплюнула женщина. — Наслаждайся своим худшим страхом!
— Может лучше, не знаю, плетку? Я действительно не люблю все эти игры с разумом и вьетнамские флешбеки. И из-за цепей я не могу почесать нос, не могла бы ты?..
Я потерял ощущения тела, провалившись в грезу наяву. Воспоминание воскресло так ярко и чисто, будтов прошлое вернулся. Даже боль в шее была такой же мучительной.
Запах гари и крови впился в ноздри, проник в разум удушающим воспоминанием ужасной ошибки.
Дерьмо, только не этот день…
Я лежу на разбитой битвой дороге в разрушенном городке. Тело так ослабло от боев и ран что не в силах даже пальцем дернуть. Снаряжение превращено в лохмотья, кожа чувствует горячий асфальт, особенно вжатое в землю лицо. Правую щеку и висок колют трещины и фактура разбитого асфальта.
На спине давление от чужого сапога, обитого полосками сверкающего золота. Краем глаза я вижу высокие фигуры врагов, что стоят полукругом возле меня. Девять их осталось после последней битвы.
Ангелы. Их осуждающие взгляды от существ, что считают себя в праве судить всех и каждого, кто попадет под их взор. Белоснежные крылья, никогда не знающие и пятнышка грязи. Туники, покрывающие могучие тела, созданные для битвы. Золотые доспехи, способные развеять своим сиянием любую тьму.
Такие праведные. Такие сильные. Все — обман, ненавижу!
В обмен на яростный взгляд враг прищурился и чуть наклонился. Сапог Ангела вдавил мое тело глубже в землю, выдавив воздух из легких. Все они смотрят на меня сверху вниз, безразлично и печально, пропитанные своим псевдосочувствием к смертным.
Чистые и прекрасные, могучие и великие. Белые волосы сверкают чистотой первородного Света, что так же живет и в золотых глазах. На их лицах печати спокойствия и некой мудрости, а губы плотно сжаты, навсегда предавая им нотку решимости нести волю Небес.
Ангелы победили меня. Ангелы сокрушили меня. Ангелы убили здесь весь мой отряд, убили друзей и товарищей. Уничтожили солдат с военной базы, превратили в пепел подкрепление и сбили самолеты.
Воины Небес разнесли этот город по камешку, выпотрошили каждого жителя. Мужчин и женщин, детей и домашних животных, даже птицы здесь погибли под клинками и магией Ангелов.
Только я остался. Я один среди мертвецов, один единственный и последний, обреченный наблюдать тогда, когда предпочел бы сам лежать среди мертвых. Вина бытия последнего выжившего грызла и растворяла изнутри как сильнейшая кислота.
Моя ненависть к Ангелам так безгранична, что кажется, даже слезы испаряются от ярости.
Тот что почти стоит на моей спине опустил клинок, лезвие коснулось обнаженной кожи на шее. Ужасающая мозги боль протекла от шеи по всему телу. От шипящей кожи отстранился кончик клинка, вырезавший руны на живой коже. Покрытое кровью лезвие вздрогнуло под могучей рукой и вся грязь и кровь отброшены от металла, будто он сам не желает быть запятнанным.