Незримый фронт

«Третью медаль я, по существу, сам выпросил у немцев.

…Во время моего нахождения на службе в РОА в городе Линце в Австрии… лица, называвшие себя казаками, получали немецкие паспорта, то есть вступали в германское подданство. Я также имел желание получить немецкий паспорт, однако мне не выдавали его, так как я не являлся казаком. Тогда я написал немцам письмо, в котором указал, что имею заслуги, что, рискуя своей жизнью, выполнял их задания, забрасывался в тыл Советской Армии. Я жаловался на то, что, несмотря на имеющиеся у меня заслуги, мне не выдают немецкого паспорта.

В ответ на мое письмо я получил небольшую посылку, в которой мне была прислана еще одна медаль и удостоверение к ней. Кроме того, в посылке была бутылка водки и табак…»

Согласно евангельской легенде, Иуда получил за предательство тридцать сребреников. Иуда Карнаухов не выклянчил ни одного сребреника. За три медяшки, за три медных медали продал он фашистам свою душу, предавал свой народ, Родину.

III

Баталов приехал в Алма-Ату поздней осенью. Моросил дождь. Поеживаясь от холода, Иван Гаврилович долго петлял по улицам незнакомого города, разыскивал по адресу родителей одного из сослуживцев.

Они жили на тихой улице в добротном деревянном доме, огороженном высоким забором. Встретили приветливо. Долго расспрашивали о здоровье сына. Выпили за его благополучие и радушно пригласили Ивана Гавриловича остановиться на первых порах у них.

Несколько дней Баталов не выходил из дома, наслаждаясь теплом и домашним уютом, от которого отвык за долгие годы странствований. Но надо было думать о работе. Специальности он не имел, к физическому труду не привык и не представлял, каким делом станет заниматься. Ходил по улицам и читал таблички с названиями учреждений. Однажды он остановился перед входом в художественную мастерскую. Вспомнил, что в детстве любил рисовать.

В мастерской задержался ненадолго: выяснилось, что таланта и умения не хватает. Вскоре пристроился в одну из школ преподавателем физкультуры.

Появились знакомства. Приятель, занимавший видный пост на одном из алма-атинских заводов, за выпивкой предложил:

— Иди-ка ты, Иван Гаврилович, к нам. Довольно тебе прозябать на этой самой физ-культ-уре. Не по тебе это.

— Может быть, ты предложишь мне таскать болванки или стать к станку? — иронически спросил Баталов.

— Зачем болванки? — удивился приятель. — Конечно, пост главного инженера я не могу тебе сразу предложить. Но поработаешь, например, техником в конструкторском отделе, а там видно будет…

Прошло несколько лет. Баталов «сделал карьеру». Он стал главным конструктором завода. Как-то все само собой образовалось. Получил квартиру. Обзавелся семьей…

Все шло как по маслу до того злополучного дня, когда у заводской проходной он лицом к лицу встретился с человеком, который знал почти все…

Прошла неделя, другая. Потом месяц, второй, третий… Не приходили те, которых Баталов ждал с животным страхом. Не появлялся и тот человек. Постепенно Иван Гаврилович успокоился. Решил, что все обошлось.

IV

Кропотливо, внимательно, чтобы не оговорить невинного человека, органы государственной безопасности нитку за ниткой распутывали сложный клубок.

Поздним вечером, когда затих город, в кабинет подполковника вошел капитан.

— Как обстоят дела с Баталовым? — спросил подполковник.

— Проверка закончена. Заявитель сообщил нам правильные данные. Оказывается, органы государственной безопасности уже давно разыскивают агента германской разведки Евгения Лапина. Мы предположили, что это не настоящая фамилия агента, а кличка. И вот нашелся человек, который присутствовал при вербовке Лапина.

— И что же?

— Он заявил, что Лапин — кличка человека, который при вербовке немецкой разведкой в марте 1944 года назвал себя Лоцмановым Иваном Феоктистовичем.

— Вы проверили Лоцманова?

— Да. Оказалось, что он также разыскивается как активный каратель.

Нам удалось установить, что настоящий Лапин Евгений Федорович проживал в селе Панкино Пронского района Рязанской области и что он умер еще в 1940 году.

— Следовательно…

— Мы могли только предполагать, что Баталов при поступлении в разведшколу присвоил себе в качестве псевдонима фамилию умершего односельчанина.

— Кто же все-таки этот Баталов?