В полутьме не сразу увидел прислонившегося к корневищу, нависавшему перед КП, то ли сержанта, то ли ефрейтора.
— Вы… из особого отдела? — тихо и хрипло обратился он. Услышав подтверждение, добавил, — у нас во втором батальоне буза. Командиров в роте перебили, а остальные никого не слушают. Тахиров всех сговаривает отходить к реке, а лейтенант, умирая, говорил не двигаться с передка. Поэтому я и побежал к вам, как меня старший лейтенант Зуев… как мне раньше… советовали.
— Кем перебиты командиры? — чуть не закричал Белозеров. — Своими?
— Да нет же; конечно, немцами. Но никого уже не осталось, и ребята бузят, команды не слушают, а тут еще этот… сержант Тахиров… — Последние слова вырывались со свистом, красноармеец заскользил на грунт.
Политрук подхватил его под мышки.
— Что с вами? Вы ранены?
И только сейчас заметил: у того из потемневшего рукава стекает на ватник черная в полумраке струйка.
— А ну-ка сюда, — потащил его в землянку, — где это вас?
— Да я… мы с Гавриловым ползли… за раненым нашим командиром роты… а снайпер и врезал. Ваську-то там же наповал, а я свалился обратно в окоп… увидел такое… да и к вам, — с трудом выговаривая слова, уже не сказал — прошептал боец.
Попросив находившегося на КП начальника связи оказать ему первую помощь и вызвать откуда-либо санинструктора, Белозеров взглянул на часы. Было двадцать три тридцать. Чуть не столкнувшись с направлявшимися сюда беглым шагом майором Кирилловым и начальником штаба полка, бросив на ходу: «Неприятности в роте, взгляну, информирую», быстро, по обледеневшей глине заскользил к передку. Снег из недвижимой, словно крыша, поганой тучи слепил глаза, заставлял ладонью или рукавом постоянно обтирать лицо. Еще за поворотом к траншее, развернутой бруствером к насыпи узкоколейки, на подходе к роте лейтенанта Крылова, погибшего несколько часов назад, оперуполномоченный услышал сдержанный шум голосов и отборную ругань. Одновременно прослушивался чей-то прерывистый громкий стон со стороны противника. Повернув на позицию роты, увидел в траншее несколько качавшихся на темном фоне светлячков-цигарок кучки столпившихся красноармейцев.
— Что здесь происходит?
Рассудив по тону и комсоставскому ремню на ватнике, что имеет дело со старшим по званию, от толпы отделился младший командир с четырьмя треугольниками на петлицах.
— Замполитрука? Старшина? Где командиры?
— Старшина Мокрецов. Командиры: я и сержант Тахиров. На одно отделение назначил красноармейца Лыкова. Только что назначенный командир роты лейтенант Елисеев ранен. Находится там вон — на нейтралке. Слышите, это он…
С ветром донесся снова стон и сдавленная просьба о помощи.
— В чем же дело, старшина? Почему не спасаете командира? Знаете, что через двадцать минут сигнал атаки?
— Знаем, простите, ваше звание? Знаем, товарищ политрук, но три пары ползали за ним. Вернулась одна. Снайперы… Сержант Тахиров отказывается посылать людей.
— Что? — прикрикнул Белозеров. — Так кто же здесь старший, вы или Тахиров? Кто за ротного?!
— Я… но какой же я командир…
— Командир роты Мокрецов, наведите порядок, — жестко и громко, чтобы слышали все, отрезал политрук. Оба подошли вплотную к бойцам.
— Тахиров! — Старшина, почувствовав поддержку, казалось, вложил в приказание всю свою слабенькую волю. — Выделить двух бойцов и доставить раненого сюда!
Сержант, не отвечая, с вызовом передвинул за спину карабин и вынул кисет.
— Сержант Тахиров! Выполняйте приказ командира! — каким-то взвизгнувшим голосом прикрикнул Белозеров.
— Да идите вы все на…! — истерично заорал отделенный и передразнил, — «сержант Тахиров… приказ командира!..» Тьфу. Полсотни уже было этих командиров. Гоните сюда ваше большое начальство! Пусть поползает! Хватит им сестричек по блиндажам щупать! Пусть они сами вон туда слазят. Нам уже хватит! — Голос Тахирова исступленно бросал слова-болванки. — Никуда не пойдем, ни в какие наступленья. Верно, ребята? Выводи обратно! Нашли роту в семнадцать душ! Хоть в тюрьму сажайте!
— Там хоть остатние живы будем, — прорезался сзади писклявый возглас.
— Точно! — завопил Тахиров. — Кончай с приказами! Плывем на правый!
— Это что, бунт?! — угрожающе крикнул в темноту старшина.
— Бунт-не бунт, а пока мы живы, свои черепа еще пригодятся, — шагнул вбок командир отделения, явно направляясь в ход сообщения.
— Стоять! — перегородил траншею уполномоченный.
Взвинченные отделенным бойцы зашумели в его поддержку. Лязгая котелками, тоже сделали несколько шагов. Ракеты то освещали их возбужденные лица и бешеные глаза Тахирова, то, отгорев, погружали во тьму.