Незваная гостья

– Тебе просто нужно это принять, – грустно говорит Бин. – Я знаю, это тяжело. Когда Хэл меня бросил, мне нужен был только он. Я так сильно его хотела, что думала: вселенная должна дать мне его. Должна. – Ее голос дрожит. – Но мне его не дали. Такой возможности не было. Мне было уготовано что-то другое. Суждено быть счастливой как-то иначе. А иначе как мне быть – всю жизнь реветь? – Она садится в кровати, ее глаза поблескивают в лунном свете. – И что будешь делать ты – реветь всю жизнь?

Я молчу, присмирев. Я не думала об этом так. И снова я ощущаю прилив любви к Бин, которая так стоически держится, а с ней так дерьмово поступили.

– Бин, я слышала, как ты разговаривала с Гасом, – неуверенно говорю я. – Как… дела? Ну… на личном фронте?

– Вообще-то, – после долгой паузы произносит Бин, – я кое с кем встречаюсь.

– О боже, Бин! – взволнованно говорю я. – Это же здорово! Почему ты мне не говорила?

– Прости. Я собиралась тебе сказать. Но после истории с Хэлом мне хотелось сначала разобраться, как и что.

– Конечно, – понимающе говорю я. – И… как оно?

– Пока вилами по воде, – отворачиваясь, говорит она напряженным голосом. – Все… сложно.

Я чувствую смятение. Я не хочу, чтобы у сестры было «сложно», я хочу, чтобы у нее было «радостно и ясно».

– Он… – я нервно сглатываю, – женат?

– Нет. Он не женат. Но… – она вдруг хватает ртом воздух, – слушай, давай не будем, а? Я не хочу говорить об этом. Просто я… – ее голос опасно дрожит. – Просто я…

Меня охватывает ужас, когда я слышу ее внезапный всхлип. Она плачет. Это я ее довела. Из-за этого она плакала в саду.

– Бин! – Я выпрыгиваю из кровати и крепко прижимаю ее к себе. – О господи, прости, я не хотела…

– Все в порядке. – Она еще раз громко всхлипывает и вытирает лицо. – Я вправду в порядке. Иди к себе. Уже уйма времени, а завтра еще бранч, будь он неладен.

– Но…

– В другой раз поговорим. Может быть.

– Мы в этих межличностных отношениях уже собаку съели, – говорю я, возвращаясь в кровать и стараясь ее подбодрить. – Можем запустить подкаст «Помоги себе сам».

– Ага, – дрожащим голосом произносит Бин. – По части любовных катастроф мы в высшей лиге. Хотя у тебя, по крайней мере, есть олимпиец-филантроп.

– О, ты разве не в курсе? – с невозмутимым видом говорю я. – Он меня кинул.

Бин начинает давиться от смеха.

– Какой облом.

– Да, он сказал, что физподготовка у меня хромает. Что у него с собственным дротиком больше взаимопонимания, – добавляю я, и Бин снова прыскает. – И что прыжки с шестом – не моя спортивная дисциплина. Словом, ботинки жмут, и нам не по пути.

– Мне нужно спать, – говорит Бин. – Правда. Не смеши меня больше.

– Тук-тук, – сразу говорю я.

– Перестань!

– «Молодая девица из Нантакета…»

– Эффи!

Все еще улыбаясь, я снова смотрю в темноту и, когда слышу, что дыхание Бин становится ровным, задумываюсь над тем, что означает «все сложно». Может быть, у него есть бывшая жена. А может быть, он живет за границей. Или сидит в тюрьме за преступление, которое не совершал…

– Эффи? – нерешительный голос Бин прерывает ход моих мыслей. – Мне нужно сказать тебе еще кое-что, прежде чем я усну. Я… Не думаю, что с моей стороны это была хорошая услуга. Прости.

– Что? – ошеломленно говорю я. – Ты о чем?

– Я всегда старалась оградить тебя, – продолжает она. – Мы все старались. Когда ты была маленькой, мы рассказывали тебе небылицы. Про Санта-Клауса. Про Зубную Фею. И про тот случай, когда Гас украл в магазине.

– Гас украл в магазине? – в ужасе повторяю я.

– На спор, – с легкой досадой говорит Бин. – Его посадили под домашний арест, состоялся крупный разговор, с ним этого больше не повторялось. Но тебе мы не сказали, потому что ты не поняла бы. Так вот… – Она делает паузу. – Пожалуй, я так и не отвыкла оберегать тебя.

– Тебе больше не нужно меня оберегать, – тотчас говорю я. – Я уже взрослая.

– Верно. Но от привычки трудно избавиться. И потом, вы с Мими так привязаны друг к другу. Мне не хотелось это испортить.

– К чему ты клонишь? – неуверенно говорю я.

– Есть кое-что… о чем я тебе не рассказывала, – говорит она, и мне кажется, что атмосфера в комнате начинает сгущаться.

– То есть? – с запинкой спрашиваю я.

– О Мими. И папе.

– А что именно о Мими и папе? – Мой голос звучит совсем тихо.

– Я люблю их обоих, – после паузы говорит Бин. – Но, когда я жила здесь, это было далеко не супер. Мими вела себя очень нетерпимо. Постоянно осуждала. Была почти… фурией.

– Фурией? – потрясенно повторяю я. – Фурией? Но Мими всегда со всеми мила, – напоминаю я Бин. – Это все говорят: «Мими такая милая».

– Знаю. Но только не с папой. – Бин вздыхает. – Поначалу я тоже не могла поверить. Это что-то прямо противоположное «слепому пятну» – увеличительное стекло, слепящий прожектор, следующий за папой по всему дому и вечно недовольный. Она цеплялась к нему по всякому поводу. Как он ест, как сидит, как пьет чай. Ей все было не так.

– Они всегда подкалывали друг друга, – неуверенно говорю я.