Ничего для себя. Повесть о Луизе Мишель

— Вы уверены? — язвительно улыбнулся Гастон Дакоста, поглаживая чисто выбритую щеку. — А почему не предположить, что они все же упрячут Рошфора в Сент-Пелажи? Ему же что-то причитается по суду за избиение пасквилянта Рошета!

Луиза знала Анри Рошфора, которого трибунал под председательством того же Дельво «за оскорбление особы императора, возбуждение ненависти и презрения к правительству» приговорил к тюрьме. Предупрежденный издателем Вильмессаном, Рошфор успел уехать за границу, где и продолжал издание «Фонаря». Журнал доставлялся в Париж контрабандным путем.

— Да! Вы, может быть, не знаете, что приключилось с «Фонарем» не так давно, — рассмеялся Груссе. — Анри умудрялся, оказывается, доставлять брошюрки «Фонаря» в Пария? в… можно ли поверить?! — в гипсовых бюстах императора! Да, да! Во Франции больше тридцати тысяч общин, и большинство из них заказало бельгийскому скульптору — уже не помню имени — бюст самодержца! Бюсты ежедневно перевозят через границу. Ну, у кого же из таможенников или полицейских поднимется рука потрошить бюст великого?! Кощунство! А бюсты-то полые! И вот однажды на той же Фени очередной бюстик нечаянно кокнули, и — представьте! — из императора посыпались красные рошфоровские книжечки! Боже мой, что творилось на таможне!

— И все же я убежден, — сказал Груссе, — что завтра Рошфор приедет в Париж! И приедет свободным!

— А засим — новость номер два! — глуховатым баском произнес молчавший до сих пор Жан Мильер. — Ваш покорный слуга, — он чуть поклонился, — внес залог и получил разрешительный штемпель на издание газеты «Марсельеза». Он счастлив пригласить мадемуазель и мосье сотрудничать! Он заручился согласием Огюста Бланки, Поля Лафарга, Эжена Варлена и Женни Маркс, Первый номер «Марсельезы» имеет выйти в свет двадцать девятого декабря сего года. Жду вас на улице Абукир, что у ворот Сен-Дени! А кто из вас первым увидит Рошфора, прошу передать, что один из редакторских столов в моей газете его надет.

А через две недели, десятого января…

В тот хмурый день, отпустив учениц, Луиза заторопилась на курсы, где слушала лекции по естествознанию, физике и химии. Она любила не только эти занятия, она любила шумную толпу, наполнявшую классы и коридоры курсов, — их посещали в основном мятежно настроенные молодые люди. Теперь именно здесь она часто встречалась с Теофилем.

Торопливо бежала по спускавшимся с Монмартра узким улочкам. Вечерело. В переулки наползали тени. Прошел, волоча ноги, фонарщик с лестницей на плече, — его путь отмечали синеватые огни загорающихся газовых фонарей. Прошагали два трубочиста в цилиндрах, с испачканными сажей, утомленными лицами. Промаршировала, вызывающе звеня шпорами, группа напыщенных кавалерийских офицеров. На ступеньках паперти церкви Святого Жака скорчилась закутанная в изодранную кофту девочка. У Луизы защемило сердце.

Порылась в кармашках старенького, на рыбьем меху, пальтишка, наскребла горсть монеток и, оставив себе полфранка, сунула остальные в худую, иззябшую ладошку.

— Иди! Купи хлеба и беги домой.

Когда добралась до людного, как и всегда в эти часы, бульвара Сен-Дени, услышала пронзительные вопли газетчиков:

— Убийство на улице Отейль!

— Принц Пьер застрелил Виктора Нуара!

— Убит сотрудник «Марсельезы», секундант Паскаля Груссе!

Луиза остановилась, пораженная. Убит Виктор, такой молодой, такой талантливый?! Не может быть!

— Читайте «Марсельезу»! Читайте…

Вечерний выпуск «Марсельезы» и по формату, и по хлесткой краткости напоминал прокламацию, — текст набран крупным, жирным шрифтом.

Остановившись под газовым фонарем, Луиза прочитала:

«Я имел глупость думать, что Бонапарт может быть чем-нибудь другим, кроме как убийцей! Я смел воображать, что лояльный поединок возможен в этой семье, в которой убийство и западня являются традицией и обычаем.

Наш сотрудник Паскаль Груссе разделял со мною это заблуждение — и сегодня мы оплакиваем [его секунданта] нашего бедного и дорогого друга Виктора Нуара, убитого бандитом Пьером Наполеоном Бонапартом.

Вот уже восемнадцать лет, как Франция находится в окровавленных руках этих разбойников, которые, не довольствуясь расстрелом республиканцев на улицах, завлекают их в гнусные ловушки, чтобы укокошивать их у себя на дому.

Французский народ! Разве не находишь ты, что пора положить этому конец?»

Подписано: Анри Рошфор.

Луиза перечитала два раза и лишь тогда подняла голову. Возле фонаря толпились люди с газетными листками в руках.

— Н-да! — рассерженно хмыкнул коренастый человек в потертом пиджаке, ни к кому не обращаясь. — Упрячут они теперь Рошфора за решетку. Как пить дать, упрячут! Дерзкий господин! Недаром министр юстиции мосье Оливье заявил на днях, что Францией невозможно управлять, пока Рошфор на свободе!

— В тюрьмах и без Рошфора тесно, — хмуро заметил кто-то, кого Луиза не смогла рассмотреть. — Скоро половина Франции перейдет на казенный харч — в Мазас и Сент-Пелажи!