Ничего для себя. Повесть о Луизе Мишель

Помедлив, Луиза положила на тумбочку возле изможденной старухи фрукты и поставила бутылку с бульоном, затем вслед за усатым служителем спустилась в подвал, где в ряду других лежала прикрытая застиранной простыней Нпнель Пулен. К высунутой из-под простыни, словно выточенной из гипса ноге была привязана картонная бирка с ее именем.

Сразу после больницы пойти домой не могла, бродила без цели по улицам, потом направилась к мастерской Курбе. Сейчас это было для нее единственное родное убежище.

Камилл увидел ее на пороге и пошел навстречу с кружкой в руке. Как и всегда, здесь шумели, спорили и пили вино.

— Что случилось, Луиза? — встревоженно спросил Камилл.

— Умерла Пулен.

— Но ведь вы ожидали этого, Луиза.

— Да, Камилл. Но меня гнетет, что ее похоронят в могиле для неимущих, словно последнюю нищую. И у меня нечего продать, чтобы купить место на кладбище.

— О, Луиза! Вы забыли, что вы не одна!

Он подвел ее к столу, и все раскланялись с ней, подняв кружки. Ей подвинули скамейку, и она села возле величественного Курбе. Луиза еще не понимала, что собирается Камилл сделать, а на залитый вином и пивом стол уже летели пяти- и десятифранковые банкноты, звенели серебряные монеты.

Насупившись, Курбе наблюдал и вдруг стукнул волосатым кулачищем по столу:

— Кто смеет оскорблять Курбе подачей непрошеной милостыни?!

Камилл выступил вперед.

— О, мэтр! У мадемуазель Луизы умерла подруга, — сказал он. — Нужно достойно предать ее земле.

Курбе глянул на Луизу, сунул руку в карман широченных шаровар и вытащил комок смятых кредиток.

— Этого, думаю, хватит? — Он бросил деньги на стол и положил Луизе на плечо тяжелую лапу. — А теперь — вытереть слезы, мадемуазель! Мертвым — мертвое, живое — живым. И утешьтесь: даже царей и императоров не минует могила…

Он залпом опорожнил кружку.

— А засим, мадемуазель, текущие дела! Представьте себе… Без всяких притязаний со стороны Курбе, несмотря на Дижонскую выставку, он представлен к ордену Почетного легиона. Каково?! Вот высочайшая грамота, и взирайте, друзья, как великий Курбе плюет на императорский манускрипт!

Он взял лежавший перед ним лист гербовой бумаги с орлом и красными печатями, харкнул на него и, измяв, швырнул в угол.

— О, им не подкупить Курбе ни подачками, ни орденами! Должен вам заметить, сударыня, что министр изящных искусств мосье Морис Ришар, коему следовало бы заведовать общественными нужниками, а не искусством, даже не соизволил спросить Жана Дезире Гюстава Курбе, жаждет ли оный получить блестящую погремушку! Да если бы я захотел, я мог бы украсить такими регалиями весь свой широченный зад!.. И вот, мадемуазель, что Курбе отвечает так называемому министру. — Он взял со стола второй лист бумаги. — Читаю! «Когда правительство берется награждать кого-либо, оно узурпирует общественную функцию. Курбе никогда не принадлежал никакой школе, никакой церкви, никакому учреждению, никакой академии и, главное, никакому режиму, исключая режим свободы! И награда, исходящая от любого из названных институтов, для него неприемлема!» Каково, а?

Откинувшись на спинку кресла, Курбе победоносно захохотал.

— По сему поводу, друзья, полагается выпить! Отправимся-ка в цитадель «сжатых кулаков», сиречь в кафе «Мадрид», к папаше Лаверу. Необходимо, чтобы об отказе Курбе знали все! Иначе правящие сволочи просто замолчат его!

Камилл взял Луизу под руку, и она пошла вместе со всеми. Компания Курбе посетила в тот вечер множество злачных мест. И всюду поклонники Курбе ликовали:

— Перед лицом подлой власти вы, мэтр, подтвердили несокрушимую веру в принцип свободы! О, вы оправдали данные вам клички: «Курбе без курбетов» и «Несгибаемый Курбе»!

А потом Камилл проводил Луизу домой. Там были слезы Марианны и ночь без сна, а на следующий день — похороны. Печальной церемонией руководили Камилл и Мари. Похоронив Пулен, они прошли к могиле Бодена, — памятника на ней так и не разрешили поставить, но на плите лежали свежие цветы.

За последнее время Луиза посетила не один судебный политический процесс. Началось это для нее с комедии суда в Туре, где Пьера Бонапарта судили за убийство Нуара. Она поехала туда вместе с Мари. В одном вагоне с ними жандармский конвой вез Рошфора, Мильера и Груссе для дачи свидетельских показаний.

На процесс в Тур ехала вся парижская журналисткая братия, члены Международного Товарищества Рабочих, юристы, вагон напоминал растревоженный муравейник, — на все лады судили и рядили о предстоящем процессе. Один из журналистов объяснил Луизе:

— Верховный суд состоит из генеральных советников, ни один из них не посмеет тявкнуть в сторону Тюильри! Вот увидите!

Подъезжали к Туру. По каменному мосту переехали серебряно-синюю Луару, на том берегу высились знаменитый собор Сен-Гатиен с двумя башнями и церковь Сен-Жюльен, построенные, кажется, еще в двенадцатом веке. Боже мой, какая старина, сколько видели эти камни, сколько преступлений и подвигов!