Ничего личного

Барышевы вчера заселились в номер четыре. Который находился на первом этаже. Алексей в очередной раз обругал себя идиотом и вновь спустился вниз. А что он мог поделать? В мыслях царил полный сумбур, голова была тяжелой. Стучать пришлось долго. И безответно. Потеряв терпение, Алексей стукнул в дверь ногой и закричал:

— Серега, выйди!

Послышалось чертыханье и скрип кровати. Приоткрыв дверь, но не впуская его в комнату, Барышев гулким шепотом спросил:

— Чего тебе надо? Человек без совести? Ибо люди спят.

— Оденься и выходи.

— Еще чего! У меня выходной! Я хочу наконец выспаться. А на завтрак мы не пойдем.

— А никто, похоже, не пойдет. У нас ЧП. Дверь-то открой.

Барышев вышел в коридор:

— Ну? Какое ЧП? Если это очередная шутка, я тебя убью!

— Какая к черту шутка! Паша наверху, в холле, с разбитой башкой!

— Чего, перевязать его надо, что ли?

— Не поможет. Он уже труп.

— Ты серьезно? — вытаращил глаза Барышев.

— Еще бы!

— Погоди, я штаны надену. Ну дела! — покачал головой Серега.

— Жену пока не буди, — прошипел ему вслед Алексей. — Меньше народу — больше кислороду. И фотоаппарат возьми, я вчера заметил: у тебя есть.

— Лучше бы ты заметил, кто ему башку разбил, — мрачно сказал Серега, выходя из номера уже в штанах и с фотоаппаратом.

— Сам не знаю, что на меня нашло, — пожаловался Алексей.

— Алкогольное опьянение. Болезнь редчайшая, особенно в наших широтах.

— Умник!

Вяло переругиваясь, они поднялись наверх. В холле по-прежнему стояла тишина. Все спали. Что неудивительно, учитывая, во сколько закончилось празднество. Алексей набрался наконец решимости, нагнулся и взял Пашину руку. Пульса не было. А чего он, собственно, хотел? Надеялся, что коммерческий директор на время притворился трупом, а сейчас оживет и вновь пустится в пляс? У покойного было плохое чувство юмора.

— Смотри, Леха, он, похоже, сверху упал! С балкона! — воскликнул догадливый Барышев.

— Да, ты прав. Фанерные перила сломаны. Черт! Кто так строит? А? Ночью Паша был здорово пьян. Не смотри на меня так. Он выпил больше. Я, по крайней мере, не раздевался до нижнего белья. Что, раздевался? — в ужасе спросил он, увидев, что Серега оскалился.

— Ладно, проехали.

— И как неудачно он упал! Глянь! Виском прямо об угол стола, да еще с высоты не меньше трех метров! Не повезло, можно сказать. — Алексей усмехнулся: — А еще говорят, что пьяных бог бережет.

— Леха, а может, он сам? Напился, пошел покурить, ну и звезданулся с балкона, потеряв ориентацию во времени и пространстве. Могло такое быть?

— Да так звезданулся, что перила проломил! С разбега, наверное, на них бросился, не иначе. Смотри, у него рубаха порвана, а на щеке царапина и синяк. Нет, Серега, он на перила не кидался, сцепился с кем-то. Подрался. Ну я дурак! Серебрякова ведь предупреждала… Да, надо ее срочно поднимать. Ты давай, дуй в главный корпус, поднимай там всех. Звони во все колокола. То есть в телефон. Сообщи о происшествии. Узнай, нет ли у них на территории сотрудников милиции. Лыжи у тебя с собой?

— Иди ты…

— Значит, мой океанский лайнер, будешь бороздить просторы. Только ты можешь это сделать: там снежищу намело!

— Иди ты?

— Давай друг. Страна ждет от тебя подвига.

Он пытался шутить, но на душе кошки скребли. Прозевал, проморгал, проворонил. А Серебрякова предупреждала… Барышев пошел вниз, одеваться, Алексей нехотя направился штурмовать дверь люкса. Когда он уходил, Серебрякова еще не ложилась. Наверняка Ирина Сергеевна крепко спит.

Он вздохнул и постучал в дверь:

— Ирина Сергеевна, это Леонидов, откройте!

Она же, как будто ждала под дверью, открыла сразу, без лишних вопросов:

— Что случилось?

— Мне нужна ваша видеокамера. У вас ведь вчера была видеокамера? Вы снимали сотрудников, когда они… — Алексей замялся. — Гуляли? Пьянствовали?

— Тогда уже их никто не снимал, — усмехнулась Серебрякова. — И не я, Калачевы снимали. Паша снимал, Валера Иванов. Камера действительно моя, но пользовались ею вчера все.

— Ясно. Каждый руку приложил. Павел Петрович лежит в холле мертвый, Ирина Сергеевна

— Паша? Не может быть! Почему Паша? — она растерялась. Потом вдруг спросила:

— А снег уже перестал?

— Нет. Идет. А кто, по-вашему, должен там лежать? Есть какие-то версии? Поделитесь. И при чем здесь снег?

— Не знаю. То есть снег ни при чем. Ночью я смотрела в окно: шел густой снег.

— Вы что, вообще не ложились?!

— У меня последнее время бессонница. А как он умер?

— С балкона упал. Возможно, что это несчастный случай. Дайте, пожалуйста вчерашнюю кассету. И еще… Чистая у вас есть?

— Конечно!

— Зарядите и оставайтесь пока здесь. Зрелище не из приятных. И улики. Надо все заснять, пока не затоптали.

— Да, Алексей… У меня есть мобильный телефон. Если надо вызвать милицию…

— Не надо. То есть Барышев пошел в главный корпус. Они там сами сообразят, что делать и кого надо вызывать.

Леонидов сунул в карман кассету с записью вчерашнего празднества взял видеокамеру и вышел в коридор. В холле все было без изменений: у ножки стола по-прежнему лежал Павел Сергеев. Его остекленевшие глаза без всякой надежды глядели на балкон, в перилах которого по-прежнему зияла огромная дыра.