Читаем Ничего странного полностью

Телеведущий, общественный деятель, член Изборского клуба Максим Леонардович Шевченко: Проза Натальи Макеевой – это русский способ вырваться из повседневной реальности, из простого быта, из простого бытия, затягивающего человека всегда, как болото. Русский человек, а Натальи Макеевой – это русский писатель разрывает завесу мира всеми немыслимыми способами. В данном случае – это великолепный и отлаженный механизм речи, который, подобно инструменту, вскрывает эту реальность, чтобы показать за ней то подлинное, что через страх, надежду, любовь, веру или утрату веры, пробуждает в нас человека, заставляет социальных животных превращаться в мыслящие существа, находящиеся между миром, жизнью и смертью. Книга Натальи Макеевой – это хорошая и очень интересная проза.


Писатель, председатель Клуба метафизического реализма ЦДЛ (Клуб писателей-метафизиков), член Президиума Московской городской организации Союза писателей России Сергей Юрьевич Сибирцев: «Тексты Натальи Макеевой, продолжая лучшие традиции стиля, созданного Юрием Мамлеевым, являют собой пример действительно метафизической литературы. Многие её произведения внешне реалистичны, другие же – либо фантастичны, либо сюрреальны. Её герои – существа как здешние, так и совершенно потусторонние, отчуждённые – персонажи новых русских сказок о странном. Уникальный язык, знаковая система, используемая Макеевой, открывает дверь в иные миры».

Возвращаясь к первопричинам

(о метафизической прозе Натальи Макеевой)

Михаил Сеурко


Творчество Натальи Макеевой является особенно интересным тем, что предлагает, как бы это парадоксально не звучало, исход русской литературы из Египта постмодернизма. Тот, кто открывал хоть раз её книги или распространившиеся по разным интернет-ресурсам произведения, может удивиться этому утверждению, потому что уже несколько прочитанных строк автоматически определятся читателем как в последней степени запущенности постмодернизм, даже если он с этим понятием и не знаком. Однако не всё так просто.

Приведём пару примеров таких первых строчек для убедительности:

«Кошмар! Ужас! – вскричала мадам Карманова при виде порченого картофеля» (из рассказа «Кошмар»).

«Однажды у папы с мамой завелась маленькая девочка. Так они и стали жить» («Девочка и смерть»).

«Посверкав за ужином суетливо и трогательно виноватыми бронзовичками глаз, человек не отправится спать» («Вызывание»).

Дальше – хуже. И никак нельзя отделаться от впечатления, что эти безумные строки рождаются, предвещая что-то более непривычное, более безрассудно ясное, чем всё то, о чём мы можем наивно мечтать, только перешагнув порог тысячелетия. В них, в эти строки, надо всмотреться, быть может, как в диагноз, наш общий диагноз или диагноз индивидуальный, но в диагноз уже последний и определяющий нашу судьбу.

На сегодняшний день единственным определением, которым можно обозначить творчество этой писательницы, является «метафизический реализм». Юрий Мамлеев предложил также довольно подходящий термин «неоавангардизм»[1]

. Но в этом скорее открывается особая черта метафизического реализма, наследующего многие модернистские тенденции, в том числе авангардизма.

Не всё в произведениях Н. Макеевой попадает под теорию направления метафизического реализма, разработанную мастером чёрной прозы Ю. Мамлеевым. Но нельзя не признать совпадение с первым тезисом, высказанным в его статье «Метафизика и искусство», о том, что литература метафизического реализма есть средство воплощения метафизических идей. Если говорить проще, она изображает духовную реальность.

Эта статья представляет собой попытку определить, что является в творчестве писательницы неизменным и составляющим единую картину мира, вычленить метафизические константы, имманентные тексту. Такой подход, определимый более интуитивным, чем аналитическим поиском, позволит читателю приобрести «ключ», который, возможно, позволил бы ему в своём открывать в произведениях Н. Макеевой новые грани и горизонты

Метафизическая литература и постмодернизм

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза