Во время выходных и каникул все спокойно — ребенок безмятежен и доволен, ластится к родителям. Первые признаки недовольства появляются в воскресенье вечером. Он плохо себя чувствует, но точно не может сказать, что у него болит — то ли голова, то ли живот. Он непрестанно жалуется и ворчит. Ночью он плохо спит и, проснувшись, придумывает массу отговорок: в школе неприятная обстановка, уроки слишком сложные, ребята все злые… Частота и масштаб этих кризисов начинают пугать родителей и они решаются поменять школу. Напрасный труд! Ребенок-то остался тем же, и страхи его при нем.
Атмосфера накаляется. У родителей опускаются руки, ребенок все чаще и чаще заставляет «репатриировать» себя домой. Смена школы ни к чему не приводит, да к тому же ребенка и так вот-вот выгонят. Семья постепенно подчиняется абсурдной логике своего отпрыска, а ребенок потихоньку замыкается в своем «всемогуществе». Он — хозяин, он сам решает, как ему поступать! Он одержал победу над взрослыми, подчинил их себе. А ему по сути дела нужно как раз нечто противоположное.
Со временем это расстройство становится все более распространенным. В нашем отделении подобные случаи попадаются примерно раз в месяц. И всегда уже в стадии, когда требуется наше срочное вмешательство: родители обычно терпят до последнего, пока у них окончательно не лопнет терпение. Чаще всего такие истории происходят в возрасте 6-12 лет: перед первым классом или при переходе в среднюю школу. У некоторых детей есть свои причины бояться школы. Если это одаренный ребенок, его могут травить одноклассники. Если ребенок плохо учится, это тоже повод для страдания.
Но чаще всего школа не при чем. Причина не в отсутствии способностей, не в нападках других ребят и не в «отсталости» учителей, которые не желают приспособиться к необычному ученику. Более того, как ни странно, школьная фобия настигает вполне успешных, способных учеников. Термин «фобия», кстати, не совсем точен: речь не идет о страхе перед школой. Корень зла в другом. Раз причина страха не в школе, значит, нужно поискать ее дома.
Ребенок, у которого «настоящая» школьная фобия, подчиняется всесильной логике, которая диктует ему свои нормы поведения: он считает, что дома он играет тайную роль. Что ему дана некая миссия, которая не позволяет ему находиться вне дома. Миссия по отношению к маме, папе, дедушке… кому-то, кто занимает большое место в его сердце. Более того, ребенок убежден, что обязан охранять этого человека. И школа лишает его такой возможности. Он отказывается туда идти, а если его принуждают, делает все возможное, чтобы оттуда удрать. Его задача — поскорей вернуться и проверить, все ли в порядке. Ведь он беспокоится. Важность своей роли по отношению к человеку, которого он опекает, ребенок чувствует очень сильно, хотя и смутно. Он считает себя своего рода «антидепрессантом» для этого человека. Ребенок сидит в школе и думает: «Маме там без меня плохо, нужно вернуться».
Часто еще секрет кроется в самой маме. Неоспоримо доказано, что чаще всего школьная фобия случается у детей издерганных, депрессивных и замотанных матерей. У матерей, которые всего на свете боятся: микробов, машин, воров, в общем всего, связанного с внешним миром, и этот страх они подсознательно передают своим детям. «Охранительная» идеология навязывает свою тактику: вечно беречься от воображаемой опасности. Эти матери-наседки не умеют дозировать свою любовь и «путают привязанность к ребенку с желанием заполнить свою внутреннюю потребность во внимании». Так объясняет психиатр Алан Браконнье в произведении «Мать и сын», где он по-своему истолковал идеи Эдипового комплекса; при этом книга остается апологией материнской любви. Он поддерживает матерей в их всеобъемлющем и мощном чувстве, но предостерегает: нельзя слишком давить на детей своей любовью. И помнить фразу: «Моя мама как ночник: она все время со мной и когда я грустен, она загорается, чтоб согреть мое сердце».