Ничейная земля

Вачёва, так ее называли, сорокалетняя вдова, работающая у незамужней Янины Витынской («я для нее как мать», — говорила она) и живущая в доме напротив, не оказалась исключением. Возможно, она надеялась, что пожилой, обстоятельный, непьющий мужчина… А может быть, ей было приятно поболтать с ним в ресторанчике на углу Доброй улицы… На стенах еще висели плакаты: «Не забудь четыре слова: сейм — то положенье ново», «Голосовать идти ленишься ты на радость коммунистам». Кто-то эти плакаты потом сорвал. Снег шел и таял, дети в старых, дырявых ботинках бежали с кастрюлями в руках по Доброй улице на кухню для безработных. Иногда вечером Янину Витынскую привозил черный лимузин, шофер в кепи открывал дверцу, а из окон глядели бабы. «Этой-то хорошо», — говорили они о той, которая ловко пробегала несколько метров до ворот, стараясь не испачкать свои туфельки. Мечислава Бжецкая возвращалась значительно позже, чаще всего на такси, и, как правило, не одна. Пенсионер Клюза ходил в кафе на Длугую улицу, где он когда-то встретил Юрыся и Ванду Зярницкую. Инвалид с трудом ковылял вверх по Беднарской, переходил Краковское Предместье там, где эта улица пересекалась с Медовой, и останавливался перевести дух под колонной Зигмунда. Вачёва знала в доме всех, хорошие, порядочные люди, а уж панна Янка — настоящий клад, хотя богач, у которого она работает («он ее ценит и хорошо платит»), этот Ретиган или Ратиган — как его там? — не то еврей, не то немец… А вот на мужчин ей не везет… Еще одна рюмка. Вачёва чуть склонила голову, смотрит несколько смущенно и кусочек хлеба осторожно держит двумя пальцами… А ведь сколько раз она ее предупреждала, как мать, особенно когда появился пан Стась… Пан Стась — это, конечно, Юрысь. Вачёва сразу его узнала, как только увидела фотографию. Он у Янки бывал не часто, всего несколько раз, Вачёва знает, что они предпочитали встречаться в городе. Вроде серьезный, да и уже в годах, а… — Она не стала развивать эту тему. — Даже как-то раз остался на ночь…

Агента, который, конечно, мало знал о Юрысе, неожиданный роман капитана запаса с секретаршей Ратигана ничуть не удивил. Ведь он, так же как и судебный следователь Кшемек, ничего не слышал о Ванде Зярницкой. Впрочем, этот роман, как сказала Вачёва, продолжался всего несколько месяцев, потому что появился Эдвард Зденек. Сопляк без гроша в кармане, студент не студент, вроде учится на инженера, но сколько лет этого надо ждать, а ведь так легко остаться старой девой, — Вачёва улыбнулась, — даже если ты — Янина Витынская. Знали ли друг о друге Юрысь и Зденек? Зденек, кажется, знал, потому что Вачёва сама слышала, как он громко отчитывал, да, именно отчитывал Янку, говоря: «Порви ты наконец с этим типом». Нет, фамилию Юрыся она не слышала, уж Янка не проболтается, а когда кого-то убили ножом в подворотне и все только об этом и судачили, ей сказали, что это чужой, не здешний. Вачёва вначале даже подумала: а может, это он? Но ее хозяйка была, как всегда, спокойна, а в газете в первые дни вообще ничего не писали, а потом поместили только сообщение о том, что было бандитское нападение, и инициалы убитого. Возможно, агента удивила такая необыкновенная сдержанность прессы, но ведь никто ему не поручал рассуждать на эту тему. Он скрупулезно отметил в тетрадочке, сколько ему пришлось заказать еще водки и селедки, потом описал собственную комнату Вачёвой во флигеле напротив — чисто вымытый пол, покрытый в кухне газетами, и перина на кровати. А что касается того вечера, когда этого Юрыся пырнули ножом в подворотне, объясняла Вачёва, то лучше всего поговорить с Альбиной, то есть со старой Ротоловской. Она обычно сидит у окна и смотрит на улицу, да и что еще остается делать старушке, если внуки приходят все реже и реже?

Маленькая, седенькая, все у нее как полагается, даже чаем угощает; образок, усатый унтер-офицер на столике у кровати. Ей и в голову не приходит, какую важную роль ей предстоит сыграть — главного свидетеля следователя Альберта Кшемека, именно такого, о котором прокурор может сказать: «Кто из нас усомнится в словах Альбины Ротоловской?» Очки под рукой, но, нет, ей их надевать ни к чему, разве только для чтения, плюс три, дальнозоркость, в старости хорошие глаза — это клад. К ней никто не зашел, никто ни о чем не спросил, а она даже не могла предположить, что увиденное ею в тот вечер имеет какое-то значение.

Фотография. Да, этого человека (речь идет о Юрысе) она несколько раз видела у ворот, но в тот страшный день, когда произошло убийство, — нет. Возможно, он пришел раньше, когда Альбина заваривала себе чай, или позже, когда она ела рисовую кашу на молоке. Около десяти Ротоловская снова села у окна. У ворот уже стоял большой черный автомобиль, и ничего не происходило. Потом вышел молодой человек в кепке, потом машина уехала и через несколько минут в подворотню заглянул полицейский. Ну а сразу же после этого «скорая помощь», полиция, несколько поздних прохожих…