Ничейная земля

Осталось еще два человека из списка жильцов, две женщины. К обеим нужно относиться с особой осторожностью, правда по разным причинам. Янина Витынская работала в качестве одной из польских секретарш промышленника Ратигана. (Не доложить ли вице-министру Чепеку о вызове к следователю сотрудницы этого странного человека с таинственными связями?) Вторую, Мечиславу Бжецкую, совладелицу довольно известного ателье дамских шляп «Моника», часто видели в «Бристоле» (отмечено полицией) в сопровождении иностранцев, прибывающих в Польшу по торговым делам, чаще всего из Берлина или из Вены. Следователь сначала решил вызвать Бжецкую, впрочем, он не ожидал от этой встречи многого и был прав, потому что услышал ответы вежливые, гладкие, безразличные и не дающие ничего нового. Дама лет тридцати, лицо мадонны, слегка подкрашенное, простой темно-синий костюм, креп-жоржетовая блузка, а когда он подносил зажженную спичку — едва ощутимый запах духов… Кшемек в этом не разбирался, но, похоже, духи были хорошие.

— Я встречаюсь со столькими людьми, пан следователь, и у меня прекрасная память на лица. — Улыбка. — Профессия такая. Так вот, когда полицейский показал мне эту фотографию, я сразу же сказала: пан Юрысь. Где я с ним познакомилась? Боже мой, я видела Юрыся, наверное, раза два в жизни, трудно это даже назвать знакомством. В первый раз… Минутку… — Сигарета с длинным мундштуком, тонкие пальцы, на ногтях чуть розоватый лак. — Ну конечно, в кафе, кажется, в гостинице «Европейской». Он встал из-за круглого стола, за которым, вы, вероятно, знаете, обычно сидит старая гвардия. Потом подошел к нам и поздоровался с моей знакомой, мы обменялись несколькими словами… С кем я была? Разве это важно? С Эвой Кортек. Она тоже ничего интересного вам не скажет, Я знаю, потому что, когда Юрысь отошел, она шепнула: «Я его почти не помню, не понимаю, почему он счел уместным…» (Кшемек был уверен, что он где-то уже слышал фамилию Эвы Кортек, но не мог вспомнить… Какое-то запутанное дело, нет, сам он наверняка им не занимался.) А во второй раз я встретила его в нашем доме у ворот. Я как раз выходила, а он стоял у входа, как будто бы кого-то ждал. Узнал меня, поклонился, мы поговорили о том, что погода плохая, настоящая осень. И это все. Нет, я его больше на Беднарской не встречала и понятия не имею, к кому он мог ходить.

Следователь попросил дать ему адрес Эвы Кортек. Каждая информация об убитом, объяснил он, важна. Пани Мечислава Бжецкая кивнула и на прощанье послала ему едва заметную, короткую, но многообещающую (Альберт Кшемек мог ошибиться) улыбку.

Но уже через несколько дней Эва Кортек перестала его интересовать (то есть он перестал ею интересоваться по многим причинам, которые считал существенными), хотя полностью исключить ее из этого дела было довольно трудно. Случилось так потому, что судебный следователь Альберт Кшемек ухватился за нить, которая, как он считал, должна привести его к самому большому жизненному успеху, на порог карьеры, поэтому он решил упорно держаться за эту нить, отказавшись от всякого рода побочных — верил ли он в это на самом деле? — и опасных поисков. Впрочем, личная порядочность следователя Альберта Кшемека, которую мы не собираемся подвергать сомнению, имеет здесь второстепенное значение. Он был совершенно уверен, что поступает честно, и даже после бесед с Завишей-Поддембским и Напералой не позволял себе в чем-то сомневаться, и долгое время ему прекрасно удавалось поддерживать у себя, как он это называл, личную психическую гигиену.

Фамилия агента, благодаря которому и добился успеха следователь Кшемек, естественно, не была упомянута ни в одном из отчетов. Это был дока в полицейских делах, человек в возрасте, лишенный какого бы то ни было честолюбия; его не интересовало, как используется добываемая им информация, он работал добросовестно, пил только тогда, когда этого требовали служебные обязанности, а все свое свободное время старался посвятить жене и двум подрастающим дочерям. Особо ценилось его умение работать «на кухне»; он предпочитал входить в дом не с парадной лестницы, а через черный ход, предназначенный для прислуги, и редко горничная, кухарка или даже экономка с отличными рекомендациями, много лет верно служившая своим хозяевам, отказывались пересказать ему содержание подслушанных разговоров, ходящие по дому сплетни или сообщить о происшедшем скандале.