Ничья

— Я остановился… да, на похоронах. После них переехал к родителям. Отец не одобрил моих планов, моей уверенности, что именно так все и будет тоже не понял, а я не понял почему он уверен, что после школы я поступаю в местный универ, на аграрный и почему цикл моей жизни теперь будет школа-ферма и почему все меня убеждают, что это я не прав, а не он. Потом экспертиза, тогда она делалась достаточно продолжительное количество времени, а мама неосторожно сообщила мне в этот период, что бабушкины часы, которые я положил ей в гроб в день похорон, не были с нею похоронены. Зачем мертвым антиквариат, когда его можно продать за неплохие деньги. И потратить их на покупку телят и отстройку коровника. И на подобное будут пущены средства от продажи квартиры дедушки бабушки и… да все, что перешло в наследство. Мама действительно считала это разумным. Все они. Только Марчел осторожно ее укорил во время обеда, когда она мне это рассказала. Марчел тут же получил от отца выговор. Не имеет он права матери замечание делать. — Я смотрела на него, глядящего в сторону и отрешенно рассказывающего о том, как в шестнадцать лет, по сути, он остался один. Рядом с чужими людьми. Чувствовала, как парадоксально, но сжимается сердце и вновь хочется отринуть все произошедшее. Все сильнее хочется, при звучании его лишенных эмоций слов, — мой новый порядок жизни совсем не способствовал качественной подготовке к поступлению в Сеульский университет. Постоянные конфликты с отцом, перманентный прессинг, отсутствие средств на репетиторов, случались даже такии глупость как сожженные учебники, перерезанные кабели компьютера. Отец почему-то думал, что в стране, входящей в мировую десятку по скорости и доступности интернета перерезанный провод это серьезная преграда, а взятый мной дополнительный школьный факультатив по информатике его не очень смущал, если я успевал совмещать это с помощью по дому… Разумеется, я провалился на вступительных. Набранных баллов не то чтобы на получения гранта не хватало, их не хватало даже для преодоления порога зачисления на коммерческой основе. Мой личный позор. — Прохладно фыркнул, качая головой. — Своим личным позором отец посчитал то, что я, привезенный им в Ясский универ и не вчитываясь в вопросы проставивший галочки абы где на вступительных тестированиях, тоже, какая неожиданность!.. не прошел порог зачисления на бюджет. Отец упорный, он меня на коммерцию запихнул. — Не знаю почему, но мне стало смешно, да Мар и сам прыснул, кратко взглянув на меня и снова отведя взгляд. — Я сообразил, что можно сделать. Изобразил покорное смирение и с миром был отпущен в общагу. Коррупция — распространенное явление не только в России, поэтому особых проблем с учебой у меня не возникало. Я упоминал о расколе движения в котором участвовал…

— И ты примкнул уже не к идейным, а к тем, которые использовали скиллы в киберкриминале. — Продолжила я, глядя на него, усмехнувшегося и едва заметно кивнувшего.

— Это сложно было назвать киберкриминалом, я так бы не рискнул в тот момент. Только мелкое мошенничество, подсмотренное в Рымнику-Вылче, но это приносило деньги, повлекшее душевное спокойствие у всех. Отец оттаял, довольный «сменой» моих приоритетов и моей «успешной» учебой, а я, проплачивая сессии, спокойно готовился к поступлению. У Дана был друг на одном факультете со мной, который по доброте душевно шепнул моему брату, как часто я посещаю универ и предположил, почему так хорошо закрываю сессии. По итогу, с общаги я съехал обратно к взбешенному отцу, все обвинения отрицал и ради того, чтобы он перестал быть моим надзирателем и снова позволил вернуться в общежитие, в личные приоритеты пришлось выводить его цели — снова забросить подготовку и делать вид как мне интересно учиться в Ясском универе, как я мечтаю стать аграрным инженером и, сука, фермером, — Мар рассмеялся, прикрыв ладонью глаза и, вероятно, я ненормальная, но я тоже гоготнула, ну не вязалось избранное отцом направление с его младшим сыном от слова совсем.

Аккуратно высвободив ноги, уселась по-турецки, поставив локоть на спинку дивана и подперев рукой голову. Мар недолго помолчал и, задумчиво глядя на меня, продолжил: