Ничто, или Альманачная статейка о ничем

Взгляните из окна вашего на Невский проспект – этот мир в миниатюре, и пробегите умственно по богатым магазинам, которыми гордится Петербург, как кокетка нарядом, что вы в них найдете? Прелестное ничто. Войдем в один из сих вместилищ ничего, и посмотрим, что там делается! – Вот подъезжает карета, из кареты вылезает барин, гордый, надутый важный – в сорок пуд. Это представитель тысячи себе подобных. Вошел в магазин, он осматривает все с величайшим вниманием, и покупает несколько яшмовых и фарфоровых чаш, которые всегда будут стоять пустые

в углах его дома, покупает несколько малахитовых и мозаических столиков, на которых бедный никогда не увидит для себя хлеба-соли. За эти вещи барин отдает несколько тысяч четвертей ржи и пшеницы, собранных с полей его в поте чела, – и доволен, что приобрел блистательное ничто, потому, что люди удивляются и кланяются тому, у кого более ненужных вещей, то есть, у кого более ничего. За ним входят, оглашенный Экс-Секретарь Маралов, на которого добрые люди указывают пальцами и крестятся при встрече с ним, чтоб не впасть в искушение и избегнуть от лукавого. Маралов, почитая честь, заслугу, благородство и дворянское достоинство ничем,

скомкал все это, сбил в кучу и выплавил себе, как из выжиги, значительное состояние, и ставя ни во что людское мнение, наслаждается вполне своею ничтожностью. Уголовные законы и полицейская команда охраняют черномазые его ланиты от насильственного прикосновения; почтенные Члены Опекунского Совета заботятся о приращении его капитала, и Маралов преспокойно дремлет в клубе…. Посмотрите, он покупает ленточки для своего украшения!!!.. Но вот чувствительная, нежная дама с душою, вылитою в форму нашей светской образованности! Она разыгрывает в доме своем лотереи в пользу бедных, и, при одном воспоминании несчастных – плачет горькими слезами. Женские слезы, по словам поэтов, суть перлы. Как жаль, что бедные не могут продать сих перлов, и купить себе хлеба; ибо сострадательная дама не может делиться с ними своими деньгами. Ей нужна шаль, а шаль светской даме столь же необходима, как шерсть кошке. При шали нужны блонды, кружева, тюли и прочие необходимые вещи, которые из уважения к прекрасному полу, никак не смею назвать ничем, потому, что ценность их часто поглощает все имение мужа и его кредиторов. – Кроме того, можно ли назвать ничем

то, что усмиряет женские капризы и возбуждает нежные ласки? – Если б я сказал дамам, что ценимое ими столь высоко есть ничто, и что они разоряют мужей своих из ничего, потому, что не причудливый наряд, а ум и красота прельщают нас, то на меня прогневались бы, а женский гнев опаснее барской вежливости… Замолчу, и, чтоб гуся не раздразнить, обращаюсь к самому себе.

Другие никак не хотят признаться, что они обкрадывают Вальтер-Скота, Томаса Мура, Бейрона, Гёте, Биргера, Шиллера, Делавиня, Ламартина и т. п., а я охотно соглашаюсь, что я выучился толковать о ничем у молодых наших мудрецов, у модных дам и у принадлежащих к ним авторов, которые не два и не три часа говорят ничто,

но всю жизнь будут говорить и писать ничто и о ничем. Так, Александр Филиппович, я подражатель, я литературный вор! Я выкрал ничто из разговоров наших светских обществ и из книг, которые вы печатаете на свой счет, лелеете за стеклом, хвалите и продаете с выгодою для покупателей, ищущих с жадностью ничего. Недавно еще, какой-то Критик, разбирая в Северной Пчеле вновь вышедшее сочинение, намекнул на меня бранчиво и насмешливо, за то, что я когда-то сказал, что каждая книга (Роман, Поема или Сказка) должна иметь цель, основную идею и, в приятном виде, разрешать какую-нибудь философическую или политическую задачу. Посудите, каково должно быть мое преступление, когда меня разругали даже в Северной Пчеле! Это едва ли не то же, если бы гости прибили хозяина в его собственном доме за то, что он посоветовал им не бегать на четвереньках по грязи и вместе с поросятами. С этих пор я решился подражать тем, которых хвалят без умолку приятели печатно и изустно, и стану писать без цели, без мыслей, без чувств, но гладенько, чистенько, – национально, т. есть, со всеми поговорками и прибаутками народными, а если можно, даже с национальною хвалою и бранью. Я твердо уверен, что пиша таким образом, я превзойду Валтьера-Скота, потому, что наши питейные дома гораздо ближе к природе, нежели Шотландские таверны.