Никаких приключений!

Благодаря стимулятору из аптечки скафа Пит не испытывал страха и временно потерял способность к рефлексиям, что помогло ему продержаться до самого конца пути. Когда давно ставшая ненавистной зелень под ногами, с боков и над головой уступила место голому камню и языкам снега, он ещё долго водил стволом по сторонам, пытаясь отыскать цели, но Антон оказался прав: за прорвавшимися землянами никто из местных форм жизни не полез…

«А ведь я же нормально видел», — припомнил Ричардсон. — «Камера».

«Команда не распознана, сбой нейросинхронизации» — всплыла следующая надпись. Совсем замечательно.

— Эй, кэп! Петрович! Антон! Меня вообще кто-нибудь слышит?

— Пришёл в себя? — усталый голос бухгалтера заставил бывшего пассажира испустить судорожный облегчённый вздох.

— Где вы? — переведя дух, поинтересовался он.

— Я возвращаюсь к тебе, — сообщил русский, — а капитан и старлей остались на леднике, рядом с передатчиком.

— А я почему не с вами? — этот момент из воспоминаний Пита почему-то упорно ускользал.

— Ты вызвался, цитирую, «охранять проход, на случай, если…ные жуки…нут свою мамочку и поползут следом — вот тогда ты и покажешь им всю силу… гхм, демократии». Переубедить тебя, что нам уже ничего не грозит, не удалось.

Ричардсону даже стало немного стыдно — он, конечно, был под дурью, которой его без разрешения накачали имперцы, но слова явно были именно его. Уж очень завидно было гражданину Альянса смотреть на слаженные и профессиональные действия вроде бы таких же обычных, как он, людей. А говорят, призывная служба — пережиток древности и ничего не даёт, кроме душевных травм. Сказал бы он сейчас много ласковых автору той статейки в Википедии…

— Вы смогли развернуть антенну и начать передачу? — решил сменить тему Питер.

— Да, сигнал идёт. Осталось дождаться спасателей.

— И долго ждать этих ваших бравых парней из МЧС? — чувствуя, как после услышанных слов в его теле словно распрямляется давно сжатая пружина, опёрся спиной на скалу бывший менеджер.

— Ну… От тридцати до ста восьмидесяти суток, как я прикидываю, — задумчиво выдал собеседник.

— Сколько?.. — внутри у мужчины всё оборвалось.

— От месяца до шести, — оборвал последнюю надежду русский. — Астропараметры мы ещё на борту вычислили, но регион неисследованный, могут быть аномалии в распространении сигнала. Пока примут, пока доберутся…

— Вот как… — даже не нашёлся, что ещё сказать Пит. — То есть, всё зря?

— Почему?

— Мне тут имплант пишет, что через три часа требуется госпитализация, — бывший менеджер с удивлением понял, что не испытывает каких-либо эмоций, кроме светлой и лёгкой грусти. После стольких злоключений итог, если подумать, вполне закономерен.

— Знаю, интоксикация. Боевой коктейль сам по себе не особо полезен, а нам ещё скафы, судя по телеметрии, каждому раза по четыре минимум прокусили и занесли внутрь местной органики. Она, конечно, с нашей не особо совместима, но иммунной системе это не объяснишь… Удивительная всё-таки здесь природа, правда? Думаю, человечество получит на Ричардсоне бесценные знания. Может, именно их нам не хватает, чтобы стать настоящим галактическим видом жизни!

— Зря вы планету моим именем решили назвать, — покачал головой гражданин Альянса. — Перепишите в вашем журнале, или что вы там с собой с корабля взяли.

— С чего это вдруг? — удивился Антон. — Договорились же.

— Потому, что я единственный ничего не сделал для, как ты говоришь, человечества. Это вы антенну и передатчик тащили, вы пробились сквозь джунгли и этих тварей — только для того, чтобы подать сигнал. А я бы, не утащи вы меня с собой, так бы в капсуле и остался. Побоялся бы пойти и сдохнуть, и сдох бы сам для себя — только чуток попозже…

— Сомневаюсь, что попозже, — хмыкнул русский, — видишь, что там сейчас на берегу?

— Нет, — Пит вяло удивился, потом понял, что с такой высоты он действительно может видеть море и берег… Мог бы, если бы камера включалась. — У меня тут проблемы со шлемом.

— Смотри.

Изображение шло с нашлемной камеры русского — тот стоял вполоборота на ледяном скате, держась за воткнутый в поверхность ледоруб. «И это умеют» — про себя отметил Пит, — «надо было записываться в армию, а не лезть во Фронтир. Хотя, наша армия, по слухам, то ещё местечко для дебилов.» Вид со склона открывался шикарный — местный день клонился к закату, раскрасив зелёное море и зелёные же джунгли оранжевыми полосами-бликами. Только чёрные матовые конусы муравейников словно отталкивали от себя косые лучи. На берегу, там, где должно было возвышаться чёрное полушарие спасмодуля, мельтешила огромная куча разноцветных точек. Иногда живое облако колыхалось, исторгая из себя многометровый язык пламени или частично осыпалось в зелёных клубах ядовитого дыма. Тогда в просветах мелькала голубоватая, волнистая и словно сыр издырявленная поверхность — видимо, того самого титанового основания рубки.

— Брр, — передёрнулся Ричардсон, — надеюсь, ты прав, Тони, и эта живая куча мерзости послужит науке. Желательно, до последнего таракана!

Он помолчал, а потом неожиданно для себя признался: