Никаких принцесс!

— По-моему, она не выглядит радостной, — говорит крестная, глядя, как я свирепо гипнотизирую маму.

— Виола, но ты же фея!..

— Фи фо?!

— Виола!.. Ну хорошо. Посмотри сама. — Мама хлопает в ладоши, с них срывается облачко золотой пыльцы, и передо мной зависает зеркало, в котором вместо моего отражения появляется смутно знакомый, похожий на медведя парень. Так, так, а не он ли должен был помочь мне снять заклятие с Ниммерии? Ах, мама, ты еще тогда нас свести задумала?..

— Ну разве не красавец? — восхищенно восклицает мама, не замечая моего раздражения. — Погляди, какой мускулистый! Ну просто… м-м-м!

Я закатываю глаза. Красавец? Вот это?! Да Дамиан в сто раз изящнее и привлекательнее! Это… этот медведь говорить-то умеет? Или, как Конан-Варвар, только драться?

— Глория, даже мне он красивым не кажется, — поддакивает Виллинда.

— Ах, Вилла, что ты понимаешь в мужчинах?

У крестной становится такое лицо, что не мешай кляп, я бы рассмеялась. Но Виллинда сдерживается и молчит.

— Виола, ты согласна? Ты же будешь ему помогать? Это твой долг как принцессы Садов…

— Феф!

— Ох, ну в самом деле! — Крестная щелкает пальцами, и кляп у меня во рту исчезает. Ура.

— Не буду! — кричу я маме в лицо. — Я не хочу! Я больше не хочу быть твоей принцессой! И наследницей! Слышишь?! Не хочу!! Ни-ка-ких принцесс!!

— Ее заколдовали, да? — в перерыве между моими криками поворачивается мама к Виллинде. — Этот… Дамиан ее заколдовал?

— Нет, это просто действие твоего зелья кончилось, — цинично отвечает крестная.

Мама ждет, когда я выдохнусь, и начинает убеждение заново. Примерно теми же словами, спокойно, наставительно… В общем, заканчиваем мы тем, что я срываю горло от крика, а она все убеждает. Наверное, это называется патом?

— Хорошо. — Мама встает, тоже, наверное, поняла, что рогами мы с ней уперлись одинаково. — Виола, полежи, подумай. А как решишь, что я права, можешь отправляться к своему герою.

— А если не решит? — интересуется крестная, пока я набираюсь сил для нового крика.

— Решит. — Мама замирает у двери. Моя тоненькая, прекрасная, несгибаемая мама, которой победа добра важнее счастья дочери. — Она фея и моя наследница. Виллинда, пойдем. Виоле нужно побыть одной.

И мама уходит. Виллинда, чуть помедлив, идет за ней, лишь послав мне еще один предупреждающий взгляд. Мол, не дури.

Куда там! Я остаюсь, связанная, таращиться на зеркало с портретом медведя-героя. И думать. Ой, чувствую, сейчас додумаюсь!

Но если отбросить раздражение, обиду и злость… Ничего не изменится. Мама действительно считает, что я буду помогать будущему убийце? Герою, который победит моего Дамиана? Который убьет моего Дамиана?! После того как из-за меня — ну, или при моем попустительстве — Дамиан стал тем, кем стал?

Как только меня освободят, я сделаю все, чтобы донести до мамы: хватит, побывала принцессой, надоело. Фея — это не мое. Да, я понимаю их взгляд на жизнь, да, они дарят добро, да, они нужны, но когда это добро хочет победить зло в лице моего бывшего парня — это уж слишком!

Если мама не желает помочь мне (а не какому-то там герою), то я сама вернусь к Дамиану и попробую… сделать хоть что-нибудь. Пусть это бесполезно, но я хотя бы попытаюсь. Я виновата, я близко подпустила к нему Туана, я сделала все это — вот и страдать должна я. Не Дамиан, не весь мир, а я.

А пока я буду до Сиерны добираться, заодно и придумаю план действий. Тут целый сказочный мир! Должен же быть выход!

Виллинда, крестная, должна его знать. Ее спрошу. Точно. Она мне поможет. Она не как мама, она нормальная. Она…

Ха-ха. По-моему, весь мир сошел с ума. После того как мама, благополучно не дождавшись моей капитуляции, отбывает в Сады, Виллинда снимает магический замок с моей комнаты («Фея, еще и колдует, словно у себя дома»), берет с меня слово, что я буду вести себя прилично, снимает теперь уже волшебные путы. И слушает. Я не хуже мамы убеждаю мне помочь — могу, когда хочу.

Виллинда слушает, кивает, слушает, снова кивает… Потом говорит:

— Давай я открою тебе портал в Сиерну, и мы вместе поговорим с твоим Дамианом? Хорошо? Если, как ты считаешь, его можно уговорить…

Я соглашаюсь. Да, конечно, крестная у меня просто мозг, она уговорит Дамиана запихнуть сердце обратно в грудь и вести себя как человек, а не машина для захвата мира. Крестная у меня ого-го, уж она-то справится!..

Виллинда выслушивает мою благодарственную речь, берет меня за руку, подводит к воронке, возникшей посреди комнаты… И толкает вперед.

В папину квартиру. Домой.

— Прости, Виола, — говорит Виллинда напоследок. — Я понимаю, что ты не отступишься, и понимаю, что фея из тебя никудышная. И что ты преданный друг. И это не твой мир. Вот теперь ты дома и в безопасности.

Я бросаюсь обратно в воронку, но та уже исчезает. Мгновение я смотрю на то место, где она была, потом падаю на пол и с криком принимаюсь бить по ковру кулаками. От безысходности.

Всегда полезно побить по ковру кулаками, когда ты в ярости. Хоть пыль выбью. Не свои же любимые безделушки из окна выбрасывать. За это, между прочим, и штраф схлопотать можно. А папа не одобрит.