Никита Хрущев. Пенсионер союзного значения

«Я не буду говорить о большом государственном деятеле. За последние дни печать всего мира, за редкими исключениями, и все радиостанции говорили об этом. Я не буду оценивать вклад, сделанный Никитой Сергеевичем, моим отцом. Я не имею права делать это. История сделает это. Единственное, что я могу сказать — это то, что он никого, с кем встречался, не оставлял безразличным. Одни его любили, другие — ненавидели, но никто не мог пройти мимо него, не оглянувшись. От нас ушел человек, который имел право называться человеком. К сожалению, таких людей мало…»

Журналист передал выступление Сережи более-менее правильно, хоть и сокращенно. Потом Сергей предоставил слово Наде Диманштейн, которая сказала о Н. С. в период ее работы с ним в Донбассе, в Юзовке: о его принципиальности, настойчивости в проведении намеченных задач, о его умении работать с людьми, воодушевлять их на большие дела и еще многие хорошие слова. «Примером был для молодых». (Это истинная правда!)

Затем Сережа назвал своего товарища по Энергетическому институту Васильева Вадима. Он сказал, что Н. С. вернул доброе имя (посмертно) его отцу, погибшего в бериевском лагере, и дал возможность ему, Вадиму, и его детям свободно учиться, работать и гордиться погибшим отцом.

После Вадима Сережа опять встал на холмик и закрыл этот печатный митинг, попрощались мы с отцом и опустили гроб в могилу. Перед этим присутствующие проходили мимо гроба, причем Сережа спокойно регулировал это движение, а сотрудник-распорядитель все время старался не пускать людей, скорее закончить. Сережа подходил к нему и просил пропускать, тот отступал.

Когда могилу зарыли, положили венки от ЦК и Совета Министров, наш, от товарищей и от Анастаса Ивановича Микояна (всего четыре), причем надписи на лентах дождь смыл (венки везли в открытом грузовике) и только на венке Анастаса Ивановича надпись видна была ясно.

Большая гора свежих цветов легла на могиле. Поставили фото (взяли в столовой, что было под рукой). Впоследствии Сережа заменил эту на другую фотографию (она мне не нравится).

Прошло уже три недели и три дня, как мы осиротели, не могу реально подойти к этому факту, наверное до конца своих недолгих (оставшихся) лет не примирюсь.

6 октября.

Живем на даче, как при Н. С. (я, Лена, Витя приезжает каждый день). Сережа приезжает по вечерам, когда свободен после работы. Юля и Виктор Петрович уехали, временно, в субботу 2/Х. Приедут помогать переселяться. Продукты по заказу привозят, в поликлинику езжу лечиться. Никто ничего не говорит.

Пришло много телеграмм и писем, в том числе от зарубежных государственных деятелей, но ни один бывший товарищ Н. С. по работе, ни одна из их жен — никто не позвонил и не прислал соболезнующую записку. Исключение — Анастас Иванович Микоян. Он прислал венок и письменное соболезнование от него привезли 13/IХ — в день похорон.

9 октября.

Сегодня суббота, уже месяц прошел, как не стало Н. С., а мы живем и все вокруг продолжается, как будто ничего не случилось. И дети занимаются своими живыми делами, так полагается.

Позвонила Зинаида Сергеевна Груздева,[93] что она сегодня навестила ЕГО.

Привезла корзину цветов, а притащить к могиле некому, сама еле передвигается. Спасибо, нашелся сын ее приятельницы, «совсем молодой, только год на пенсии». Он-то и притащил ее корзину к могиле Н. С. Очень ей пришлось по сердцу, что вся могила в живых цветах, даже некуда было поставить ее корзину.

Еще я отвечала на несколько писем, выразивших соболезнование. Среди них одно из Пензы. Прислал его Иван Семенович Аленкин. Они с женой пенсионеры, два раза побывали на могиле Н. С. (21 и 24 сентября), приехали домой и написали взволнованное письмо с выражением сочувствия. Дошло, к счастью. Второе письмо дала мне Рада. Его принес в редакцию ленинградский поэт Шумилин вместе со стихотворением «Памяти Н. С. Хрущева»: