Никита Хрущев. Реформатор

В исторической ретроспективе прав оказался Козлов, переговоры ни к чему бы не привели. Стихийный протест не дает такой возможности, а в Новочеркасске властям противостояла неорганизованная, возбужденная толпа. Разговаривать было не с кем, толпу никто не вел. А какие переговоры со стихией?! Так и получилось, пока москвичи совещались, спорили, не могли договориться, что предпринять, время безвозвратно ушло, обстановка раскалилась докрасна, и все окончилось кровопролитием, которого, действуй они изначально решительно, по Козлову, можно было бы избежать. Так что за пролитие крови основную ответственность несет, как это ни парадоксально, умиротворитель Микоян.

Когда все закончилось, Козлов не только потребовал строго наказать участников демонстрации, но распорядился депортировать в Сибирь тех, кого не за что было арестовывать. Микоян возражал, пригрозил, что пожалуется Хрущеву. В ответ Козлов запретил соединять Микояна с Москвой и одновременно приказал подогнать к Новочеркасску вагоны, в которые предстояло погрузить депортируемых. Только после скандала, устроенного Микояном, ему позволили дозвониться до отца. Отец возмутился самоуправством Козлова, депортация не состоялась. С тех пор Козлов и Микоян еще более возненавидели друг друга. Вот, собственно, и все, что мне удалось узнать по горячим следам.

Долгое время я не подвергал сомнению версию о намерении Козлова сослать все население Новочеркасска. Вернее, просто о ней не задумывался. А потом задумался, и «вагонная» история стала казаться мне подозрительной. Мы знаем о ней со слов Микояна, и рассказал он ее уже после инсульта Козлова, когда последний чисто физически не мог ничего возразить.

Козлов подобными полномочиями не обладал и не мог обладать. Да и никто бы без согласия отца и формального решения Президиума ЦК и слушать его не стал. Подогнал вагоны! Депортировать целый город! Куда депортировать? Где этих людей размещать? В 1962 году такое самоуправство наверняка стоило бы Козлову карьеры, да и слухи о нем разошлись бы по Москве широкими кругами. Однако дыма без огня не бывает, что произошло тогда на самом деле, я расскажу чуть ниже.

Более или менее достоверная картина происходившего в те дни в Новочеркасске раскрылась лишь в конце 1980-х годов, когда по решению I съезда народных депутатов СССР военная прокуратура провела подробное расследование. Конечно, и эти результаты не до конца объективны. Военные пытались обелить себя, свалить вину за кровопролитие на КГБ, но факты были собраны исчерпывающие.

Материалы дела свидетельствуют о следующем. Партийное начальство во главе с первым секретарем Ростовского обкома Басовым приехало в Новочеркасск только во второй половине дня 1 июня, когда митинг уже набрал силу. Это тот самый Басов, который в 1961 году произвел слабое впечатление на отца. Он его тогда охарактеризовал «фразером», собрался заменить, но не успел. Басов вышел на балкон заводоуправления. Толпа притихла. Люди ждали, что он заговорит о наболевшем, о тарифах, о заводских проблемах. Басов же, не найдя нужных слов, стал зачитывать опубликованное в газетах «Обращение ЦК КПСС и Совета Министров СССР о повышении цен». Толпа враждебно загудела, кто-то бросил в Басова бутылкой. Обкомовцы ретировались в здание и приказали милиции очистить площадь. Но милиции, даже при поддержке вызванных к тому времени внутренних войск, выполнить приказ не удалось. Более того, балконом завладели забастовщики, сорвали висевший на фасаде дома портрет Хрущева, виновника, по их мнению, всех несчастий в стране, и под одобрительные выкрики толпы сбросили его вниз. Кто-то снизу выкрикнул: «Долой правительство Хрущева! На мясо его! Давай сюда Маленкова и Шепилова!» Уже потому «хороших», что их изгнал ставший «плохим» Хрущев, что типично для стихийного протеста.

Затем забастовщики попытались выступать сами, воспользовались оставшимся от Басова мегафоном. Но он не действовал. Находившиеся на балконе люди, рассерженные неудачей, выбили ближайшие окна, залезли внутрь, чуть пограбили, но вглубь здания не пошли, пыл их быстро охладел. Митинг тем временем переместился к соседнему переходу над железной дорогой, теперь его, а не балкон заводоуправления, использовали как трибуну. Кто-то забирался наверх, что-то кричал, галдящая сама по себе толпа его не слушала и не слышала.