Никоарэ Подкова

— Я?! — произнес Куби, быстро подходя к ним и прижимая руку к сердцу. — Да не дойти мне до дому, если я о таком злом деле хоть что-нибудь ведаю. Может быть, убили его сыновья Моисея Лупу — они известные жулики, а я даже не знаю того господина, о котором вы говорите.

Проходят годы, летят, точно белые паутинки в степи.

Никорицэ стал Никоарэ, а Куби стал Иаковом. Никоарэ Литян учился в одной школе, Иаков Лубиш — в другой. Изредка встречались, потом пути их разошлись.

И вот, находясь у Порогов под началом деда Петри и будучи уже принят в Сечь на предмет обучения ратной науке, Никоарэ снова встретил своего друга детства. Он застал его в таком же трудном положении, как и в детстве на майдане. Куби привез в козачий табор у Мертвой Рыбы шесть подвод с шестью бочками меду и ждал, пока разгрузят хмельное зелье, собираясь отправиться затем с хохлами-возчиками в обратный путь во Вроцлав к своему родителю — купцу Лубишу. Никоарэ узнал его. Иаков тоже узнал Никоарэ. Но радость их была недолгой. Симеон Бугский, козак, знаменитый своими подвигами не только у Мертвой Рыбы, но и в других сечевых селениях, остановился около подвод, неприятно пораженный присутствием чужого человека в таборе вольных людей. Симеон Бугский успел уже вкусить привезенного Лубишем меда. Он был согласен, чтоб к владельцам сабель прибывал мед, но только без вмешательства чужаков. Он наполовину вытащил булатный клинок из ножен.

— Тебе что, хлопец?

— Да вот собираюсь отъезжать, — смиренно отвечал Иаков.

— Тебе, может, гроши нужны?

— Нет.

— Они тебе и не полагаются, бо ты распял Господа Бога нашего.

Теперь уж Иаков знал, о ком идет речь.

— Неправда это, — отвечал он с улыбкой, устрашенный, однако, взглядом козака.

— Докажи, что неправда.

— Свидетелем мне пан Никоарэ.

— Что я слышу? — возмутился Симеон Бугский, опустив саблю в ножны и ероша густые усы.

— Верно, я свидетель, — подтвердил Никоарэ. — Может, виноваты жулики, сыновья Моисея Лупу во Львове, но мой приятель Иаков тут ни при чем.

И пошел слух по всему табору, что Симеон Бугский пил мед с двумя юношами и бил с ними по рукам.

Ныне Иаков Лубиш проживал во Вроцлаве, где он унаследовал дом и прозвище отца — Философ.

Иаков Лубиш никогда не берет, он дает, а именно: дает советы, дает соль от ревматизма, травы против болотной лихорадки, мелиссовую настойку от болезней внутренностей, молдавские вина, перец, корицу и многое другое. Делает он все это весело, получает мзду, полагающуюся за такие редкие товары, и просит людей помнить о его дружбе.

Иаков Лубиш дает взаймы и деньги, но так редко и так неохотно, что порядочные люди, с которыми он имеет дело, можно сказать, скорее получают деньги от него в подарок; а если срок прошел, Иаков Философ молчит, пока честный должник сам не прибежит к нему, как только в силах вернуть долг. Бывают и такие, что забывают одолжение. Но уж если они явятся во второй раз к Лубишу по такому же делу, то замечают, что Философ туг на ухо; кляня его про себя, желая ему всех адских мук и смерти на виселице, забывчивые должники вынуждены бывают уйти ни с чем.

Одна из радостей Куби Лубиша, за которую он благодарит Бога, это свидания с гетманом. И тогда возлюбленная жена его Сарра должна непременно поставить на стол к обеду либо к ужину фаршированную щуку с начинкой из крупы, инжира и меда. Гетману Никоарэ не по вкусу сие сладкое блюдо, и Куби ест за себя и за друга своего Никорицэ. Гетману нравится терпкое вино, Философу — сладкое. Каждый пьет и долю своего друга: Лубиш выпивает две чары меду, гетман — два кубка терпкого пыхнештского вина. Ради такого праздника Иаков привозит вино из Фэлчиуского края, с той стороны Прута. А инжир достает из Крыма. Более же вкусной кукурузной крупы крупного размола, как во Вроцлавском воеводстве, не сыскать по всей Речи Посполитой. В конце подобного пира гетман называет Философа по-старому Куби, а Философ называет своего друга, как в давно прошедшие годы, Никорицэй.

В таком приятном расположении духа им нравится поспорить о древних царях и народах, а иногда и о политике своего времени.

В тот час, когда гетман спешился перед домом своего друга Иакова Лубиша Философа, над Вроцлавом угрожающе нависали тучи, примчавшиеся с верховьев Буга, и пророк Илья, громыхая по небу своей колесницей, то и дело отгонял злого демона огненным прутом, норовя скинуть его в пустыню, чтобы чистым пошел дождь на пользу людям и урожаю.