Никоарэ Подкова

— Сие невозможно, пан Тадеуш, — отвечал самый старый из судей.

— Верю и радуюсь тому, — продолжал бывший войсковой капитан Златоуст. — Наш друг Подкова ведает, что мы собрались вершить правосудие, и ждет окончания разбирательства, дабы приветствовать славный магистрат. Гетман у нас здесь проездом в Запорожье, к месту жительства своего. Услышав о жалобе на друга нашего Романа Барбэ-Рошэ, он весьма опечалился, зная бедствия безвременья и тяготы жизни нашей, о которых я со скорбью говорил вам. Изволил послать мне гетман Подкова двадцать пять талеров, дабы открыть двери в божий храм; и еще один талер в уплату процентов заимодавцу Лули — пусть себе наживается под покровом святого Злота. Гетман просит вас, как и я, отпустить пана Романа, ибо он не виновен. Простили мы отцам и дедам нашим, тем более надлежит нам простить моего друга Барбэ-Рошэ!

После этого патетического заключения, когда на оратора устремлены были глаза всех слушателей, а многие утирали слезы, два человека подняли руки, требуя слова; но не оба в раз подняли, а сперва один, затем другой.

Первым был седой муж, высокий и тощий, высохший, одетый в черный бархат, по обычаю венецианцев, в туфлях с серебряными пряжками и в коротких штанах до колен. Второй был сам подсудимый, его милость Роман Барбэ-Рошэ. Явив всем свою великолепную осанку и висевший на одном плече голубой доломан, отделанный черными шнурами, он презрительно поглядывал на банкира. Казалось, глаза его метали молнии в седого и невзрачного старичка; но венецианец не глядел на него, а чинно стоял, оборотившись лицом к ясновельможному суду.

— Что вам угодно, синьор Лули? — спросил старейшина суда.

— Кланяюсь уважаемому суду и прошу слова.

— Суд дает вам слово.

— Достопочтенные синьоры судьи, я с удовольствием слушал речь всем нам известного и уважаемого синьора Тадеуша Копицкого; радуюсь, что гетман Подкова оказывает милость прихожанам Успенской церкви. Но я не хочу, чтоб хоть на одно мгновенье кто-нибудь подумал, будто я не чту веры христианской и господа нашего Иисуса Христа. Законы вашей страны допускают принятую мною меру, а посему никто не имеет права считать, что мы — хуже язычников.

— Нет, имеет, — громко выкрикнул обвиняемый.

— Слово предоставлено мне, а не вам, — сухо произнес венецианец, не глядя в его сторону.

Последовало недолгое молчание, и старый судья плавным движением руки призвал синьора Косту Лули к продолжению речи.

— Долговое обязательство, выданное заимодавцу, надо уважать или нет? — спросил банкир, поднимая брови.

— Ну, надо, — пробормотал пан Тадеуш. — Но как только твоя милость получит долг сполна, обязательства уже не станет. Не стоит толковать о нем, чтобы не осложнять разбора дела.

— Не могу с этим согласиться, — отвечал Коста Лули, посматривая то на достопочтенных судей, то на оратора. — Времена сейчас, как правильно тут говорили, тяжелые, можно сказать, суровые времена. Дела у всех приходят в упадок; это тоже истина. И разве можно в такое время не брать с должников положенного процента. Всем нам известный любезный синьор Тадеуш, кажется, недоумевает. Я должен сообщить ему, что причитающаяся мне сумма, включая и пени за опоздание, начисляемые на проценты, составляет двадцать шесть с четвертью талеров.

— Неужто из-за этой четвертушки ты не примешь тех денег, что гетман соблаговолил тебе уплатить? — необыкновенно сладеньким, вкрадчивым голосом осведомился оратор.

— Нет, я, понятно, возьму деньги, но надо, чтобы все было ясно.

— Я бы эту самую четвертушку отсчитал на твоей спине, — сказал с другой стороны залы обвиняемый и горько вздохнул. — Панове судьи, прошу предоставить мне слово, — торжественно попросил Роман Барбэ-Рошэ. — Я могу принять предлагаемую гетманом сумму для возволения святого храма Успения лишь с тем условием, чтобы как можно скорее рассчитаться с его милостью. Лишь только прибудут деньги от продажи хлеба и свиней, а также подати от крепостной черни, я положу к ногам гетмана сумму, которую он соизволил дать мне взаймы. До тех пор он, надеюсь, подождет. А ныне, я думаю, он должен быть признательным мне за то, что я дал ему повод совершить благородное дело. Остается небольшая сумма, которую я преподнесу синьору Лули в ближайшие дни.

— Я удовольствуюсь тем, что изволит мне дать гетман, — с важностью поклонившись, сказал венецианец и, достав долговое обязательство, сделал два шага и положил его на стол перед судьями.

Пан Тадеуш вынул кошель и, склонившись вместе с заимодавцем над монетами, отсчитал двадцать шесть талеров. Получив долговое обязательство, он разорвал его на две, затем на четыре, затем на восемь частей; зрители шумно ликовали, толпясь около него.

— Достопочтенные граждане Могилева, — заговорил старый судья, поднимаясь со своего места, и зазвонил в колокольчик, стоявший перед ним на красном сукне. Мгновенно все стихло. — Достоуважаемые панове и пани, выйдем на встречу нашему дорогому гетману. Окажем ему достойный прием, отблагодарим и пожелаем ему удачи супротив нечестивцев…