Никогда не было, но вот опять. Попал 4

— К нам с дедом родственники приехали повидаться. Купцы из Томска. Так вот мы заметили, что следом за ними какой-то хмырь везде таскается. Мы с парнями за тем хмырём проследили; вот он и привел нас к этому дому, где и скрылся. А для чего за купцами следил? Наверное ограбить хочет. Родственники, хотя купцы и небогатые, но деньги имеются.

Сказав это, я протянул Горлову пять рублей, которые тот взял и без всякого стеснения спрятал в карман.

— В таком разе подскажу Савелию про варнаков и сам с ним к этому Ховрину наведаюсь. Посмотрим на его постояльцев.

Я не стал заранее просить Игната рассказать мне о результатах той будущей проверки. Куда он денется сам придет и расскажет. Между тем зашли в управу. Горлов поправил ремень с саблей, вздохнул и сказал:

— Ты, Ляксей, подожди пока. Я доложу.

Постоял немного перед дверью и вошел, прикрыв её за собой. Ни фига себе! Он что боится высокого начальства или действительно долго меня искал, а теперь ждёт нагоняя за опоздание? Не было его, на мой взгляд, довольно долго. Наконец он вышел из кабинета с покрасневшим лицом, пряча глаза, жестом предложил мне зайти и, оставшись снаружи, закрыл за мной дверь.

Войдя в кабинет, быстро осмотрелся. За начальственным столом сидел бритый мужик возрастом лет под пятьдесят. Хозяин притулился с торца стола, а на стульях у стены сидели Гурьев с Евтюховым.

— Здравствуйте, господа! — вежливо поздоровался я.

Господа мне не ответили, лишь Артемий со Степаном поприветствовали меня кивком. Бритый хмырь, который вероятно и был долгожданным Мещеряковым А. В., разглядывал меня, чуть брезгливо кривясь. Видимо хотел меня смутить. Я конечно в этой жизни такое крупное начальство видел впервые, да и в той они не особо со мной знались, но после перестроечной катавасии, какое либо уважение к любому начальству я утратил окончательно.

Поэтому такой приём меня не обескуражил и, пройдя к единственному стулу, стоящему перед начальственным столом, я нагло уселся на него и, положив обе ладони на трость, стал спокойно смотреть в глаза бритому.

— Я тебе не разрешал садиться, — холодно произнес бритый.

Я как мог равнодушнее, пожал плечами, продолжая его разглядывать. В следующий момент громкий окрик: «Встать!», чуть было не заставил меня подскочить, но я удержался и, осознав, что почти струсил, разозлился на себя. Прямо по классику: «Тварь я дрожащая, или права имею!». Прав я, скорее всего, никаких не имел, но и дрожать перед начальством не собирался. Дождавшись еще одного начальственного вопля, не спеша поднялся со стула и чуть осипшим от злости голосом произнёс:

— Прикажете выпороть меня на конюшне, если не встану?

Не дожидаясь ответа, решил, что пора уходить.

— Господа, прошу меня извинить! — чуть наклонил я голову, обозначая поклон. — Ошибся дверью! — и четко повернувшись, двинулся на выход, ожидая, что меня остановят тем или иным способом. Однако же ничего не произошло, и я свободно покинул управу.

Очутившись на улице и вдохнув морозного воздуха, отправился домой, размышляя по дороге о случившемся и о том, чем всё это мне грозит. Вот ведь незадача, сколько раз и в той и в этой жизни давал себе слово не поддаваться на оскорбительные провокации и оставаться, хотя бы внешне, спокойным, когда внутри всё закипает от злости. Ну что стоило перетерпеть начальнический гнев и в общении с ним брать пример с одного из любимых литературных героев. С бравого солдата Швейка. Но, увы! Как выражался другой литературный герой, мне слишком часто «жидкое дерьмо ударяет в голову».

И снова извечные вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?» встали передо мной во весь рост. Ну, кто виноват — это понятно. Сидел бы себе смирно не высовываясь, то второй бы вопрос — «что делать» потерял бы всякую остроту и актуальность. Но теперь уже поздно метаться и «пить боржоми» — засветился по-полной. Опять мелькнула подленькая мыслишка: «Да пошли они все…! Свалить из этого дурдома куда подальше! Деньги есть — не пропаду!». Вспомнилась вдруг, читанная в той жизни повестушка под названием «Невозвращенец», оставившая после прочтения, такое же гадкое чувство, как и эта трусливая мыслишка — смыться из страны.

«А вот хрен вам! Не свалю!». Но пафос, пафосом, а что-то предпринять надо. Подходя к дому, я ещё раз прокрутил в голове встречу с бритым чиновником в полицейской управе и даже остановился от настигшей меня обидной догадки. А ведь меня развели. Развели как малолетнего лоха.

Я ещё раз представил себе это обидное для меня действо. Вот я вхожу в кабинет эдаким денди с тросточкой, надеясь на вполне дружелюбный разговор по существу. Встречаю же холодную отчужденность и брезгливое любопытство. Решив пренебречь этим, наглею и получаю вполне зеркальный ответ от разгневанного большого начальника.