Никогда не обманывай виконта

– Он славный мальчуган, Уэстфилд, – сказал Саймон.

Улыбаясь, Уэстфилд посмотрел на него.

– Папа, как ты думаешь, дядя Саймон должен попросить руки кузины Виктории, чтобы у них появился малыш?

Улыбка Уэстфилда испарилась.

Саймон поднял руки ладонями вперед.

– Это идея твоей дочери, а не моя. Девятнадцатилетние дебютантки – последнее, в чью сторону я посмотрю.

Уэстфилд наклонился над колыбелькой и поцеловал Винсента в щеку, затем взял Селию за руку и повел к двери.

– Оставь это, Селия. Со временем дядя Саймон найдет себе жену.

София взяла Саймона под руку.

– Жаль, что вы не видели свое лицо, Саймон. – Она засмеялась. – Прелестный оттенок белого.

София поднялась из-за стола сразу же, как только доела десерт.

– Прошу извинить нас с Селией, джентльмены. Я пообещала ей прочесть перед сном сказку. Мы оставим вас наедине с портвейном. – Она протянула девочке руку.

Уэстфилд встал и поцеловал жену и дочь.

Саймон тоже встал. Его другу повезло – новая жена не только по-настоящему любит его, но еще и искренне заботится о своей падчерице. Возможно, этим и объяснялось расположение Саймона к этой женщине. София была полной противоположностью его корыстной мачехе. Он верил, что, даже если Уэстфилд обнищает, София будет его любить, в отличие от многих других знакомых Саймону женщин, которых интересовали лишь титул и богатство.

– Мама будет мне читать «Алису в Зазеркалье»! – Селия соскользнула со своего стула.

– О, одна из самых моих любимых книг, – отозвался Саймон.

– Правда, дядя Саймон? – Глаза Селии широко распахнулись.

– Конечно, только мне не так везет, как тебе, я должен сам себе читать ее на ночь.

Девочка захихикала.

– Когда почитаешь Селии, присоединишься к нам в гостиной, София? – спросил Уэстфилд.

Между ними что-то проскользнуло, что-то невысказанное.

– Нет, если ты не против, я пожелаю вам доброй ночи. – Она повернулась к Саймону. – Простите меня, но я чувствую, как начинает болеть голова.

Он знать не знал, что София страдает от головных болей.

Похоже, тут что-то затевается. Что-то, о чем Уэстфилд хочет поговорить наедине.

– Конечно, София. Надеюсь, завтра, а может быть, даже раньше, вам станет лучше.

Селия с Софией вышли из комнаты.

– Какие-нибудь сложности с одним из наших деловых предприятий? – спросил Саймон.

– Нет.

– Уж наверное, что бы ты ни хотел мне сообщить, это не настолько ужасно, чтобы Софии требовался предлог нас покинуть.

Уэстфилд подбородком указал на дверь.

– Пойдем в мой кабинет.

Похоже, и правда ужасно, подумал Саймон, войдя в кабинет и обнаружив, что в камине горит огонь, а на столике между двумя стоящими у камина креслами стоит графин с виски и два бокала.

Усевшись, Саймон вымучил смешок, пытаясь не обращать внимания на узел, вновь сжавшийся в животе.

– Выкладывай, старина, неопределенность меня убивает.

Уэстфилд сделал большой глоток виски и опустил бокал.

– Твоя мачеха в городе.

«Джулия». Гадкое ощущение в животе усилилось. С фальшивым безразличием он поднес бокал к губам и сделал неспешный глоток. Сосредоточился на вкусе, наполнившем рот, и лишь затем позволил виски скользнуть дальше по горлу, согревая заледеневшее тело.

Старый друг поднял графин.

Саймон взглянул на свой бокал. Пустой. Вот и изображай равнодушие… Это бесполезно там, где речь идет о мачехе.

– Ты ее видел?

– Не я, моя сестра. Сегодня днем на Стрэнде. Джулия упомянула, что только что приехала и остановилась в отеле «Лангем». – Уэстфилд наполнил оба бокала.

Восхитительный обед, приготовленный французским шеф-поваром Уэстфилда, забурлил в желудке Саймона, когда в голову хлынули воспоминания о Джулии. Когда ему было шестнадцать, мачеха повела себя с ним неподобающе. Ха! «Неподобающе» – слишком мягкое слово; она трогала его и пыталась соблазнить. А когда он не поддался, эта ведьма нажаловалась отцу, что это Саймон ее щупал и пытался изнасиловать. Саймон, разумеется, рассказал правду, но без толку. Отец, ослепленный любовью, ему не поверил.

Какой доброй ему показалась Джулия, когда отец вернулся из Лондона с молодой невестой! В двенадцать лет Саймон очень тосковал по матери. Ему нужен был кто-то, кто смог бы заполнить зияющую пустоту, возникшую после ее смерти. И поначалу он решил, что Джулия, хотя ей было всего девятнадцать, заполнит эту огромную дыру в его сердце. Она вела себя с ним по-доброму. Даже защищала, когда отец начинал браниться.

Теперь, оглядываясь назад, он понимал, что материнское внимание, которое изображала Джулия, не давало его отцу поверить, что эта женщина – ядовитая змея, тщательно скрывающая свою сущность. Но теперь Саймон все про нее понимал. Изображая все эти годы преданную мачеху, она сделала невозможным, чтобы отец поверил обвинениям Саймона. По правде говоря, он сомневался, чтобы Джулия и отца-то хоть немного любила. Собственно, она фактически подтвердила это, называя его пузатым, морщинистым и старым.