Никола зимний

– Что я, грабитель? – смущается Гена. Смущается от чистого сердца – слишком неожидан поворот и щедр подарок. Он может перебиться без этой арматуры, другим она нужнее, но запас карман не тянет, и главное, что трестовские тузы увидели в нем хозяина. Чем больше берешь, тем больше уважают.

6

Вещи они привозят на такси. Не слишком тяжелые, всего-то чемодан и рюкзак с рабочей одеждой, но такси все-таки представителънее, тормознуть с шиком у подъезда, чтобы все видели. Славик подсказал, и Гена согласился, хотя и подозревал, что помощничку просто лень толкаться по автобусам.

Гена достает ключ, но для начала решает проверить, нет ли Ореховой дома, и нажимает на звонок. Им отвечает лай, громкий и не очень приветливый.

– А собачку-то мы, Генаша, не учли.

– Может, она тебя вспомнит, ты же играл с ней?

– Кто ее знает, хотя бы сахару кусок прихватить для начала дипломатического разговора. Давай попробуем приоткрыть немного дверь.

– Это ведь щенок еще, – бормочет Гена, стараясь успокоить и Славика, и себя.

Он понимает, что утешение неубедительно и даже глуповато, но ничего не может с собой сделать, расписаться в собственном бессилии перед хитрющей бабой у него нет сил.

– Я оставлю узенькую щелочку, и посмотрим, как поведет себя псина, – оправдывается он.

Но ключ не подходит. Гена приседает, рассматривает скважину, пробует еще раз вставить ключ… бесполезно, замок заменен. Надежда Александровна и здесь переиграла его. Он поднимается с корточек, поддает носком ботинка рюкзак и понуро смотрит на Славика, молчит, опасаясь, что его бросят одного возле запертой двери.

– Мне кажется, разумнее всего оставить вещи у соседей. Пусть народ привыкает. И отношение к потенциальному противнику не мешает узнать.

Гена молча соглашается, он все еще заторможен после урока с дверью. И выбирать ему, собственно, не из чего – не тащиться же с вещами через весь город восвояси.

На площадке третьего этажа на их звонки не ответили.

– Пойдем наверх.

– Почему именно вверх? – спрашивает Гена, задетый уверенностью Славика, но вспышка самолюбия быстро гаснет, и он уже оправдывается: – Вниз все-таки проще.

– Мало ли что проще. Нам нужна объективная информация, а поводы поворчать на того, кто живет над тобой, всегда найдутся. Верхний сосед и топает у тебя над головой, и половики трясет с балкона, когда у тебя белье развешено, и затопить может. Когда нижний обижается на верхнего – это вполне естественно. Согласен?

– Согласен.

– Значит, если мы пойдем на второй этаж, нам нарисуют внешний портрет: скажут, какая она хозяйка, часто ли бывают у нее гости, и т. д. А на четвертом нам выдадут психологическую характеристику. Если, к примеру, твоя будущая соседка по коммунальной кухне раздражительна – значит, замучила их скандальными визитами или стуком железным предметом по батарее.

– А почему не шваброй в потолок?

– Потолок самой белить придется, а если нервы подкачают – и штукатурить. Ты совсем не разбираешься в психологии городского человека.

И этот туда же. Давно ли из грязи вылез. Если его Канск считать городом, то что же тогда деревня? Нахватался мудреных словечек от Сережи с Вадимом, пообтерся возле пройдохи Орехова – вот и вся городская психология. Стоит выдрючивается, а спать пойдет в «кошару» на казенных простынях под надзором вахтерши. Как он при девочках себя называет – экзистенциалистом, что ли, язык сломать можно. Пусть называет, пусть успокаивает себя, если не надоело ходить в мальчиках при разных проходимцах, говорить чужие слова и перетаскивать чужие вещи на чужих новосельях.

А Славик, не подозревая о его раздражении, довольнехонько улыбается.

– Пойдем, что ли?

– На кой дьявол мне твоя информация, когда и без нее все ясно, – ворчит Гена, поднимаясь по лестнице.

– Информация – залог успеха, это девиз большинства процветающих японских фирм.

В квартире, выбранной Славиком для сбора данных, никого не оказывается. Гена стоит на верхних ступеньках лестницы и, облокотясь на перила, ждет с безучастным видом. А Славик завелся, хлопочет, словно за кровное. И добивается своего. Из третьей квартиры выходит пожилая женщина. Обзывая Гену закомплексованным скромником, он объясняет ситуацию, просит приютить вещи и, получив разрешение, исходит на улыбки и благодарные слова.

– Что же ты информацию по японскому методу не стал собирать?

– Не все сразу, скажи спасибо, что от вещей избавились. – И, помолчав, добавляет: – Может, и навсегда. А что, вдруг они из одной шайки?

– Кончай шутить.

– Я серьезно, в чемоданчике-то небось все богатство?

– Ладно тебе, – отмахивается Гена, – давай думать, как дальше быть.

Следующую попытку они решили провести вечером, но не сразу после работы, а часам к девяти, чтобы с гарантией застать дома, но и за вещами зайти было не поздно.

Когда они подошли к дому, в окнах квартиры горел свет.

– Теперь мы ее тепленькую, в гнездышке, возьмем.

– Не говори гоп, пока не перепрыгнул, – опасаясь спугнуть удачу, осаживает Гена, хотя освещенные окна успокаивают и его. Он вообще собран и, в отличие от утреннего визита, готов ко всему.