Вопрос Гены можно было отнести и к стихам, и к девушке.
– Нормально! – Пусть думает как ему удобнее.
– Мне посвящено, а под «этими» он имел в виду трех девчат. Веселые такие. Толпа киснет, а мы хохочем. Вон видишь, какие кислые рожи?
Из окна было видно трех мрачных типов, скучающих у заколоченного ларька.
– Это бичи.
– Ну и что? Тоже люди.
– Я не воспринимаю тех, кто ест чужой хлеб.
– Да брось ты эти красивые слова. Если на то пошло, то у нас в управлении половина, ну а четверть – точно ест чужой хлеб. Я у себя на участке таких орлов, как миленьких, приобщаю, и мантулят без лишнего звука. Конечно, не регулярно, на то они и бичи. А наш производственный отдел в конце месяца пару дней плотно поработает, так разговору о своем героическом труде как раз до конца следующего месяца. Лень становится воинственной, когда ее заставляют работать. А эти, – он махнул в сторону троицы, – это тихие люди, шелуха, конечно, но заставить их работать раз плюнуть. Хочешь, продемонстрирую?
– Пожалуй, не стоит. – Гущин видел – Гена заводится, и пожалел, что связался с ним.
– Нет, мне самому интересно. У меня идея.
Гущин не хотел вставать, но Гена, добежав до дверей, вернулся и потащил его за собой. На улице продолжало моросить. Они долго блуждали по дворам служебных зданий и наконец остановились у противопожарного щита. Гущину стало скучно. Он ничего не понимал, даже когда Саблин снял со щита лопату.
– Говорить буду я, а ты молчи и делай умную морду.
Те трое стояли на прежнем месте. Когда Гена прошел мимо них, Гущин решил, что он одумался, но не успел обрадоваться, как Саблин остановился и резко повернулся. От неожиданности Гущин чуть не наскочил на него. Саблин очень вежливо извинился перед ним и подошел к бичам. Под твердым взглядом человека в галстуке и с лопатой в руках они замолчали и опустили головы. Один, высокий, с густыми гуцульскими усами, на фоне которых серая щетина не так бросалась в глаза, попытался выдержать взгляд. Но надолго его не хватило, и он отвел глаза, только голову не опустил, а, наоборот, задрал вверх, делая вид, что не сдается. А Саблин продолжал смотреть и молчал. Его рука, выделяясь белизной на красном фоне, крепко сжимала черенок. Рыжий мужичонка украдкой взглянул на свои пальцы с неровными черными ногтями и сунул руки в карманы.
– Стоите? – тихо спросил Саблин.
– Сидеть пока не за что, – огрызнулся усатый.
Саблин не обратил внимания на ответ. Он снова молчал, и молчание было недобрым. Бичи переминались с ноги на ногу. Усатый незаметно сделал шаг назад.
– Да вот улететь никак не можем, – стал оправдываться рыжий.
– Я смотрю, ты второй месяц уже улетаешь. После вчерашнего болеете?
– А что лопатотерапию… – начал было усатый, но Саблин повернул к нему голову, и он замолчал.
– Я вижу, ты парень грамотный. Нужно пробить траншею для телефонного кабеля от этого столба вон к тому зданию. – И он указал на дом по другую сторону площади. – Пятерик авансом, чтобы работалось веселее, а после работы еще шесть пятерок получите.
– А инструмент? – подал голос рыжий, но усатый одернул его.
– Извините, я не совсем понял насчет окончательного расчета, это как: завтра в кассе или сразу?
– Завтра у меня связисты приходят. И если бы не время, то я своих рабочих перебросил. Сегодня начнете, сегодня закончите, и сегодня рассчитаю.
Он отдал деньги усатому и, называя Гущина по отчеству, заверил, что эти ребята не подведут. Гущин согласно кивнул, ладно, мол, и, не зная, как себя вести дальше, медленно пошел в сторону. А за спиной звучал деловитый голос Гены. Прораб объяснял, какою должна быть траншея, и обещал перед расчетом все проверить.
Когда они возвратились в ресторан и посмотрели в окно – бичей на площади не было.
– Может, удрали?
– Все, Юрочка, может быть. Посидим, увидим, нам торопиться некуда.
Чтобы посмотреть в окно, Саблину приходилось вставать и обходить стол. Через два или три таких обхода ему надоело или показалось неудобным, и он пересел ближе к Гущину. Разговор не клеился. Гена уже несколько раз подливал шампанского.
Мужики появились минут через двадцать, и было их уже пятеро. Усатый нес пожарную лопату, которую вручил ему Саблин. Бригада была тоже вооружена, даже лом достали.
– Что я тебе говорил! А ты «чужой хлеб», «не воспринимаю их». Пижон ты, Юрочка. Подход к людям нужен.
Гущин развел руками:
– Да я пока смотрел, как ты их обрабатываешь, не то чтобы смеяться, чуть сам за лопатой не побежал.
А усатый разделил бригаду на два звена, и они принялись за траншею. Сам он помогал то одной, то другой половине.
– Смотри, смотри! Учись красиво сачковать. Крутится больше всех, а спина сухая. Сразу видно, что человек прошел хорошую школу. Теперь нам, главное, не прозевать начало представления.
– А нам не нагорит? Они эдак всю площадь перекопают. Как же автобусы пойдут?
– Не успеют. Кто-нибудь помешает.
Правое звено продвинулось от столба метра на два. Гущину начинало казаться, что шутка заходит слишком далеко. Кучки выброшенной из траншеи земли все сильнее бросались в глаза.