Никола зимний

На лестнице к ним подошел мужчина в спецовке без единого масляного пятнышка и отозвал Колесникова. При Гущине он говорить не хотел. Начальник вернулся в кабинет минут через двадцать. Лицо у него было мрачное. Он встал возле окна спиной к Гущину и долго молчал, а потом резко повернулся и внимательно посмотрел ему в глаза.

– Ты знаешь, сколько ему лет?.. Сорок четыре. И у него шестеро детей. У тебя сколько?

Гущину показалось, что вначале Колесников хотел сказать что-то другое.

– Ни одного.

– Тогда тебе не понять. А у него шестеро и, может быть, внука привезет. Героическая личность. И при этом он всего на семь лет старше меня.

Гущин так и не понял, к чему отнести сообщение о многодетном отце. Колесников что-то не договаривал, наверное, были причины, но не выпытывать же.

– Я домой пойду…

– Ну конечно, фронта работ нет, – сказал Колесников, кривя губы.

На подобные выпады Гущин давно не обращал внимания. Раньше стеснялся и, перед тем как уйти, выдумывал причины: то ему нужно было в техническую библиотеку, то на телеграф переговорить со своим начальством, то еще куда-нибудь – потом надоело. И Колесникова он тоже понимал. Кому понравится, что кто-то уходит с работы раньше, чем он. Но разве Гущин виноват, что ему пока нечего делать?

– Ты бы хоть образцы посмотрел. К твоему приезду вырезали.

В общем-то я, не заглядывая в них, могу сказать, какая там накипь, разве что в толщине немного ошибусь.

– Выходит, зря вырезали?

Почему зря, сами, например, удостоверились. Меня сможете проконтролировать.

– Все-таки доставать или нет?

– Ну конечно, посмотрю.

Колесников встал на колени и выкатил из-под шкафа четыре полуметровых обрезка. Чтобы не испачкаться, Гущин оторвал кусок газеты, поднял крайний образец и посмотрел на свет. Кроме ожидаемого кремния в накипи, по всей вероятности, был приличный процент окислов железа, уж слишком темная была она. Но говорить об этом Колесникову он пока не стал.

В гостиницу он возвращался пешком, чтобы поближе посмотреть речушку, которую утром видел из автобуса. Возле моста он свернул с дороги и пошел по берегу. За первым же поворотом Гущин издалека увидел песчаную косу. А небо над рекой было голубое и только у самого горизонта становилось белесым от редких полупрозрачных облаков, зато посередине высоко стояло слепящее солнце. Настроение сразу повысилось. При такой погоде и на таком песке ждать реагенты можно было целый месяц. Гущин стащил рубашку, прилипшую к влажному телу, и блаженно подставил его солнцу.

В воде барахталось около десятка мальчишек, а чуть в стороне, раскинув руки, лежала женщина. Лицо ее было закрыто книгой. Гущин повнимательнее оглядел купальщиков, высматривая возможного спутника женщины, но, кроме ребятишек, никого не нашел. Он подмигнул сам себе и подошел поближе. Ее голову закрывала пестрая косынка, сквозь которую топорщились бигуди. Книга была обернута газетой.

– Ну как водичка? – спросил он первое, что пришло на ум.

– Простите, я не термометр, – донеслось из-под книги.

– Не дождавшись нового вопроса, женщина приоткрыла лицо и посмотрела на него. Гущин с равнодушным видом короля пляжей выдержал взгляд и, немного помедлив, присел рядом.

– Почему не купаемся?

– А вы?

– Я сегодня не в форме.

С каждым якобы незаметным взглядом ее Гущину становилось веселее. Оставалось услышать, что она отпускница, и тогда хвала снабженцам, которые не достали реагентов.

– А откуда вы приехали?

– Почему обязательно приехал? Я здесь родился.

– Зачем кокетничать. Я знаю всех, кто здесь родился.

– Вы акушерка?

– Рассмешил. Разве я похожа? Просто я здесь выросла, а за восемь лет, которые прожила в городе, такие молодцы не вырастают. Так откуда?

– Из Красноярска.

– О-о! Красноярские столбы. Скажите, они правда такие живописные, как это подают на открытках?

– Я их живьем не видел.

– Опять кокетничаем? Вы не похожи на комнатного мальчика.

– Вполне серьезно. Я сторонник водного туризма: горная река, пороги, плот, внизу вода, вверху солнце.

На берег вылез десятилетний мальчишка и подбежал к ним.

– Люськ, это кто? – спросил он, разглядывая Гущина.

– Это дяденька, который очень сильный, а искупаться боится. А для тебя я не Люська, а тетя Люда. – И, обращаясь к Гущину, посетовала: – Никак не хочет называть меня тетей.

Любопытный мальчишка не уходил. Тетя Люда перевернулась на живот и раскрыла книгу. Гущин начал прощаться. Она повела бровями, словно удивлялась, мол, смотрите, это ваше дело. Он медленно пошел, надеясь, что она окликнет его, а когда готов был признать маневр неудавшимся и хотел остановиться, чтобы сменить тактику, – все-таки услышал:

– На завтра опять солнечный день обещали, так что приходите в форме.

А это можно было считать авансом, и немаленьким.

4