Николай Бенуа. Из Петербурга в Милан с театром в сердце

В своем дневнике А. Бенуа запишет: «Пятница 6 июня 1924 года. Вчера уехал заграницу наш единственный сын, наш сын Кока. Я опасался, что момент разлуки будет очень болезненным, так как мальчик (ему 23 года) никогда надолго от нас не отделялся. И мы жили в самом тесном и сердечном общении»[120]. Кроме вышеуказанных двух причин отъезда «Коки» — желания посетить Европу и заработать — была и третья причина, о которой достаточно вскользь упоминает Бенуа-отец — страх новых арестов, волной прокатившихся по городу после смерти Ленина[121]. С работой также назревали большие изменения. В театрах меняли репертуар. Все «сказочные» постановки убирали, взамен ставились произведения с «социалистическим подходом». А. Бенуа сообщает[122]

, что ни ему, ни сыну больше нет места в Государственном союзе Академических театров.

Таким образом, отъезд Николая был не только желанным, но и вынужденным — из-за сложившихся обстоятельств. Родители, оставшиеся в Ленинграде, будут сильно ощущать пустоту после отъезда обожаемого сына и стремиться поскорее воссоединиться с ним в Париже.

Но Николай уехал не один. История путешествия в Европу рассказана им самим с изрядной долей юмора, самоиронии, почти в анекдотическом ключе, в мемуарах, опубликованных под редакцией журналиста Ренцо Аллегри. Николай отправляется в сопровождении дяди Альберта — дряхлеющего, почти парализованного восьмидесятилетнего, но бодрого духом старшего брата отца и его восьмилетнего внука. Альберт с внуком должны были переехать к дочери Марии, в замужестве Черепниной, в Париж. И вот эта разновозрастная компания прибывает в Париж, по воспоминаниям Николая Александровича 24 мая 1924 года[123]. На таможне у Николая забрали список друзей отца, к которым следовало обратиться за помощью в Париже, и таким образом компания осталась без должного ночлега. Парижский таксист отвез их вместо обычной гостиницы к хозяйке номеров, сдававшихся по часам. Николай с женой и дядей прошли в холл «отеля»; последним появился мальчик, и испуганная мадам — к недоумению усталых гостей — закричала, что с детьми нельзя… Николай Александрович любил рассказывать этот анекдот, и, видимо, рассказывал ярко, со вкусом, в разных интерпретациях. Анекдот был даже напечатан в еженедельном журнале «Gente»[124]

.

Однако трудности быта и сложности в обустройстве жизни за рубежом не смогли затушить энтузиазм молодого творца, привыкшего преодолевать и не такого рода проблемы. Пророческими окажутся слова его отца: «он от матери еще унаследовал великий дар энергии и легкости и радостности, и вот почему мы смотрим на отъезд нашего сына как на его спасение, как на известный шанс спасения. Для нас Кока при его талантах едва ли пропадет, а, может быть, спасет и нас»[125].

Во Франции

По прибытию в столицу Франции Николай обустраивается с намерением остаться тут надолго. Невзирая на официальную причину командировки — стажировку в Опера — он в письмах друзьям в Россию сообщает, что решил открыть собственное ателье и что в ближайшее время возвращаться не намерен. Такими посланиями он неосторожно ставит под удар отца: один лишь факт наличия «невозвращенца» способен закрыть возможность выезда остальных членов семейства. Александр Николаевич обеспокоен беспечностью сына, доверяя свои переживания дневникам.

Довольно часто, с оказией, Николай передает родителям открытки и письма. С воодушевлением и легкостью он рассказывает о своих впечатлениях: о восторге от Версаля, о том, как ему нравятся картины Пабло Пикассо и Хуана Гриса[126]. Николай отчитывается, что на Дягилева надежды нет, денег хватит на три месяца, но есть надежда на подработки[127]. Сестра Леля (Елена) помочь не может — сама находится в бедственном положении.

В Ленинграде ждут жену Николая. Ее начальник — Иван Эскузович[128]

— обеспокоенно допрашивает А. Бенуа про отсутствие исполнительницы: «Он выразил большое изумление, когда я ему напомнил, что Кока уехал на четыре месяца; во всяком случае, Марочка должна быть обратно к началу сезона, он ее насильно спас от сокращения, но, разумеется, если она не явится, то вторично ему это не удастся»[129].

В то же самое время верная Надежда Добычина пугает Александра Николаевича тем, что чекисты заинтересовались пребыванием Коки и Марочки во Франции и что сам ужасный Мессинг[130] подозревает семейство Бенуа в желании сбежать заграницу. Вместе с Добычиной Бенуа идет «на встречу» со Станиславом Мессингом[131] и, кажется, эмоциональное заступничество Добычиной оказывает на последнего должное воздействие: в конце концов, Бенуа-родители получают выездную визу и через полгода имеют возможность обнять своего дорогого Коку уже в Париже.