Уваров на рассвете улетел, и после ночного разговора с ним Кабанков стал спокойнее, увереннее. Но о том, что Чепелкин убит, он не забывал ни на минуту. По вечерам в землянке Рассохина он, сидя за столом перед лампой, молча чертил пером на листке какие-то завитушки. Все это были «юнкерсы», прекрасно изображенные, в разных ракурсах, с проломленными боками, горящие, с перебитыми плоскостями. Их было много, без конца, разбитых и искалеченных, и все они сплетались в причудливые цепи. С этих сплетенных «юнкерсов» падали гитлеровцы, бесконечно разнообразные, смешные и поганые, с нечеловеческими лицами, искаженными от страха и боли. В этом жутком орнаменте, который он чертил целые часы, выражалась вся его мечта о мести.
В столовой он стал гораздо ласковее к Хильде, на которую раньше иногда покрикивал. Хильда осунулась за последнее время, похудела, фарфоровые щечки ее поблекли, две складочки появились у уголков губ. Она вся стала тише, мягче и грустнее. И Кабанков, если она несла слишком тяжело нагруженный поднос, вскакивал и снимал с подноса тарелки, чтобы помочь ей. Это очень ее смущало, а он, когда она уходила на кухню, объяснял:
— Она ведь так давно с нами. Она ведь всех знала…
Однажды за обедом Хильда сказала:
— О, как сердце хочет услышать что-нибудь хорошее!
По-русски она говорила вполне правильно, но в каждом слове чувствовался легкий акцент.
— Услышим! И очень скоро услышим! — воскликнул Кабанков с жаром.
Он не ошибся. 8 декабря по радио сообщили, что наши войска разгромили немцев под Тихвином, освободили город Тихвин и гонят остатки разбитых немецких дивизий по направлению к станции Будогощь. Вот это — событие! Немцев разгромили, они бежали, у них отняли захваченный русский город, и случилось это не где-нибудь, а близко, на соседнем Волховском фронте!
Лица прояснились. Все были убеждены, что это только начало. Все предчувствовали приближение новых событий, радостных и грандиозных.
— Вот другие немцев бьют, а мы тухнем в яме, как силос! — сказал Кабанков. — Опять уже сколько дней не летали!
Он от нетерпения не мог сидеть и, подпрыгивая, шагал по землянке из угла в угол.
Ждать ему пришлось недолго. Метель прекратилась, и ударил мороз — градусов в двадцать. В этот первый ясный день немецкие бомбардировщики совершили огромный налет на Ленинград, каких не было с сентября.
Чего хотели достигнуть немцы этим налетом — не ясно. Казалось, ими просто руководило желание сорвать злость за неудачу под Тихвином. На опустевшие в последнее время аэродромы вокруг Ленинграда они внезапно перекинули авиацию и ударили по городу четырьмя армадами с четырех сторон.
Когда Рассохину позвонили, армада, двигавшаяся с юго-запада, была уже видна с аэродрома. Выскочив из землянки и увидев вдали ползущие «юнкерсы», Кабанков рассмеялся от радости. Они побежали к своим самолетам по узким тропинкам, протоптанным в глубоком снегу. Кабанков бежал впереди, подпрыгивая, как мяч. Морозный ветер жег щеки. Они взлетели над ослепительно белой и чистой землей, над елками, заваленными снегом. Кабанков сопровождал Рассохина, Серов — Лунина. Армада, широко распластавшись над Петергофом, двигалась к устью Невы. Рассохин повел свою четверку наискосок, над Лахтой, чтобы попытаться перехватить «юнкерсы», прежде чем они окажутся над городом. Убрав шасси, они сразу перешли на предельную скорость. Маркизова лужа уже вся замерзла, и лед был покрыт снегом, чистым и ровным, как полотно, и только на западе, возле Кронштадта, чернели еще полыньи, над которыми клубился туман, оранжевый на солнце.
Они двигались к армаде под прямым углом и, сближаясь с нею, набирали высоту. И вдруг высоко над собой Лунин увидел «мессершмитты», поблескивавшие на заворотах, как иголки. Сосчитать их он не успел, но ему показалось, что их не меньше восьми пар. Они двигались впереди «юнкерсов» и гораздо выше их. На этот раз «юнкерсы» шли бомбить под защитой истребителей.
Рассохин тоже заметил «мессершмитты» и сразу стал снижаться. Лунин мгновенно понял его. Если «мессершмитты» навяжут им бой, все пропало: пока они будут крутиться с «мессершмиттами», «юнкерсы» спокойно отбомбят и уйдут. Нужно постараться, не привлекая внимания «мессершмиттов», нырнуть под армаду и атаковать ее снизу. «Юнкерсы» упорно шли над самой береговой чертой к городу, окруженные дымками зенитных разрывов; их синеватые тени ползли по снегу. «Мессершмитты» долго не замечали рассохинскую четверку; но, заметив, разом кинулись к ней, вниз, словно посыпались с неба. И опоздали: не только Рассохин с Кабанковым, но и Лунин с Серовым уже успели нырнуть под армаду.