Читаем Николай Гоголь. Жизнь и творчество (Книга для чтения с комментарием на английском языке) полностью

"Каково было удивление Прокоповича, когда он, возвращаясь вечером от знакомого, встретил Якима, идущего с салфеткою к булочнику, и узнал от него, что у них "есть гости!" Когда он вошёл в комнату, Гоголь сидел, облокотясь на стол и закрыв лицо руками. Расспрашивать, как и что, было бы напрасно, и, таким образом, обстоятельства, сопровождавшие фантастическое путешествие, как и многое в жизни Гоголя, остаются до сих пор тайною".

Всё это записал Кулиш со слов очевидца событий Прокоповича.

О заграничной поездке Гоголь мечтал давно, ещё в Гимназии; обсуждал эту идею в переписке с Высоцким. Но та поездка должна была быть обдуманной, преследовать цели самообразования. Случилось же всё иначе: импульсивно, стихийно, внезапно. Намерение Гоголя определялось состоянием аффекта, необходимостью немедленной смены обстановки, потребностью во встряске. Ясно, что такой шаг был совершён в состоянии крайнего расстройства, к которому, в свою очередь, привела целая вереница неудач, начиная с безуспешных поисков работы и кончая провалом "Ганца Кюхельгартена".

Возможно, к этим неудачам прибавилась ещё другая, интимного свойства. Объясняя мотивы своего внезапного отъезда, Гоголь писал матери, что встретил женщину необыкновенной красоты, глаза которой пронзают сердце и причиняют невообразимое мучение. И он увидел, что "нужно бежать от самого себя", чтобы "сохранить жизнь, водворить хотя тень покоя в истерзанную душу". Эта мотивировка впоследствии была дружно оспорена биографами: дескать, не мог Гоголь любить женщину, а его склонность к мистификации, к выдумыванию ложных объяснений и предлогов широко известна…

Однако, судя по всему, в начале 30-х годов, в Петербурге, Гоголь действительно дважды испытывал (и преодолевал) сильное увлечение. Один из этих случаев скорее всего и падает на время, предшествующее заграничной поездке.

До отъезда или же вскоре после возвращения Гоголь переживает еще одну неудачу. Попытался он поступить на императорскую сцену в качестве драматического актёра, но, увы, того признания своих способностей, к которому привык в Нежине, не встретил. Гоголя подверг испытанию сам инспектор русской труппы* Храповицкий и нашёл его совершенно непригодным не только к трагедии или драме, но даже и к комедии. Молодой человек, метивший в актёры, читал просто, без аффектов, без нарочитого педалирования* выигрышных фраз; к тому же у него не было видной фигуры, эффектной внешности, громкого голоса. Всё это решительно расходилось с господствовавшими представлениями о театральном искусстве, и неудивительно, что Гоголя, как говорят, начисто забраковали.

Об очередном поражении Гоголь никому не сказал; только сильнее сжал в кулак свою волю и терпение.

Перемены

Осенью перед Гоголем забрезжил свет надежды.

В ноябре удалось устроиться в Департамент государственного хозяйства и публичных зданий. Началась "государственная служба", о которой мечтал юный Гоголь.

В апреле следующего, 1830 года поступил в другое учреждение — в Департамент уделов. Вначале исполнял обязанности писца, а к лету получил должность помощника столоначальника*.

Но выше по служебной лестнице Гоголь не продвинулся, а в марте 1831 года окончательно уволился из департамента. "Государственная служба" Гоголя продолжалась менее полутора лет.

Бесследной она не прошла, ибо пребывание в канцеляриях снабдило его богатым материалом для будущих произведений — тех произведений, которые запечатлели чиновничий быт, власть иерархии и функционирование бюрократической машины. Однако от иллюзии полезной деятельности на государственном поприще Гоголь быстро освободился. По крайней мере, от иллюзии личного участия в этой деятельности. Характерно, что он так и не добрался до поприща юстиции, на котором намеревался бороться с беззаконием и несправедливостью.

Интересы Гоголя всё более перемещаются в сферу литературных и научных занятий. Несмотря на неудачу с "Ганцем Кюхельгартеном", он продолжает пробовать свое перо, вынашивает новые художественные замыслы. 72

В февральском и мартовском номерах журнала "Отечественные записки"* за 1830 г. появляется повесть Гоголя "Бисаврюк, или Вечер накануне Ивана Купала". Имени своего он по-прежнему объявить не решился" скрывшись под маской вымышленного повествователя. Подзаголовок гласил, что это — "малороссийская* повесть (из народного предания), рассказанная дьячком Покровской церкви".

А потом Гоголь опубликовал ещё несколько произведений и все под чужими, вернее, зашифрованными именами. Отрывок из романа "Гетьман" появился за подписью ОООО (поскольку в имени и фамилии: Николай Гоголь-Яновский буква "о" встречается четыре раза); "Глава из малороссийской повести: Страшный Кабан" была снабжена подписью П. Глечик (имя одного из персонажей романа "Гетьман"); статья "Несколько мыслей о преподавании детям географии" напечатана под именем Г. Янов (аббревиатура, т. е. сокращение, от Гоголь-Яновский).

И только отрывок "Женщина" решился подписать "Н. Гоголь", видимо, уже не испытывая сомнений в достоинстве своего нового опыта.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза