Офицеры устраивали застолья, чествовали победителей в скачках или отмечали чьи-нибудь именины. Часто во время таких пирушек раздавалось постукивание ножа о край тарелки, разговоры смолкали. Медленно поднимался Гумилев и размеренно, чуточку подчеркивая ритм, читал. Особенно нравились гусарам его стихи об Абиссинии, такие как «Дагомея», где прославлено мужество и беспрекословное повиновение воле своего повелителя:
Царь сказал своему полководцу: «Могучий,Ты велик, словно слон дагомейских лесов,Но ты все-таки ниже торжественной кучиОтсеченных тобой человечьих голов.И как доблесть твоя, о единственный воин,Так и милость моя не имеет конца.Видишь солнце над морем? Ступай! Ты достоинБыть слугой моего золотого отца».Барабаны забили, защелкали бубны,Преклоненные лица завыли вокруг,Амазонки запели протяжно, и трубныйПрокатился по морю от берега звук.Полководец царю поклонился в молчаньеИ с утеса в бурливую воду прыгнул,И тонул он в воде, а казалось, в сияньеЗолотого закатного солнца тонул.Оглушали его барабаны и крики,Ослепляли соленые брызги волны,Он исчез. И блистало лицо у владыки,Точно черное солнце подземной страны.Читал Гумилев и подражание абиссинским песням:
Я служил пять лет у богача,Я стерег в полях его коней,И за то мне подарил богачПять быков, приученных к ярму.Одного из них зарезал лев,Я нашел в траве его следы, —Надо лучше охранять крааль,Надо на ночь разжигать костер.А второй взбесился и сбежал,Звонкою ужаленный осой,Я блуждал по зарослям пять дней,Но нигде не мог его найти.Двум другим подсыпал мой соседВ пойло ядовитой белены,И они валялись на землеС высунутым синим языком.Заколол последнего я сам,Чтобы было чем попироватьВ час, когда пылал соседский домИ вопил в нем связанный сосед.(«Пять быков»)Эта песня очень понравилась слушателям, которые нашли справедливой месть владельца быков. Долго вспоминали сослуживцы и здравицу, сочиненную ко дню рождения корнета Балясного. Там были такие строки:
К тому же он винтер прекрасныйИ может выпить самовар.Итак, да здравствует Балясный,Достопочтенный юбиляр!К полковому празднику Гумилев написал мадригал полковнику Коленкину и прочел его на банкете под гром аплодисментов:
В вечерний час на небосклонеПорой промчится метеор,Мелькнув на миг на темном фоне,Он зачаровывает взор.Таким же точно метеоромПрекрасным огненным лучомПред нашим изумленным взоромИ Вы явились пред полком.И озаряя всех приветно,Бросая всюду ровный свет,Вы оставляете заметный,И — верьте — незабвенный след.После долгого раздумья Гумилев подал рапорт с просьбой допустить его к экзаменам на офицерский чин. 16 августа он был командирован в Николаевское военное училище, снял квартиру на Литейном и явился в канцелярию.
Предстояли экзамены по 17 дисциплинам, среди которых были фортификация с практическими занятиями, решение тактических задач, топографическая съемка и другие специальные предметы. Надо было сдавать и немецкий язык, который он ненавидел еще со времен гимназии Гуревича. Гумилев подал рапорт в Главное управление военно-учебных заведений о замене на экзамен по французскому и получил разрешение.
Зачисленный в училище Гумилев опять почувствовал себя свободным поэтом. Выслушивать нудные объяснения полковника-артиллериста о ведении огня с закрытой позиции казалось скучным и ненужным. Другие дисциплины были не лучше.