Николай Гумилев: жизнь расстрелянного поэта

Теперь заседания Цеха поэтов и Общества ревнителей художественного слова будут идти параллельно. Гумилёв, основав свой Цех поэтов, где он, по сути дела, считался уже непререкаемым авторитетом (известно высказывание Осипа Мандельштама тех времен: «Гумилёв — это наша совесть»), посещал и общество. На первых порах это было если не мирное, то и не враждебное сосуществование. Важно было другое — Гумилёв обозначил свою позицию и повел за собой молодежь. Вячеслав Иванов почувствовал, что закончились их отношения по принципу: учитель — ученик. Ученик вырос. На корабле петербургской поэзии стало на одного капитана больше. У нового капитана была трибуна большого журнала — «Аполлон», что делало его еще весомее. И совсем не важно, что еще один капитан Александр Блок выступил на стороне старого капитана. На стороне нового был Михаил Кузмин. Да и мэтр Брюсов пока не поддержал Иванова. Конечно, это не могло не вызывать чувства озлобления в лагере старой команды. Ведь новый капитан выступал на страницах журнала с независимых позиций. Даже положительные отзывы поэта вызывали в стане противоположном чувство раздражения. 9 ноября 1911 года Борис Садовской писал Александру Блоку по поводу рецензии Гумилёва на стихи Блока «Исход», «Вступление», «Искуситель», «Посещение», опубликованные в «Антологии» издательства «Мусагет» в 1911 году: «Даже Гумилёв, бездарнейший стихотворец в мире, проникся ими и сравнивал Вас с Байроном». Сам себя Садовской считал очень талантливым, и лишь время все расставило на свои места. Сегодня о Садовском знают только осведомленные литературоведы, а Гумилёва знает весь мир. Поэт старался быть объективным, невзирая на лица. В десятом номере «Аполлона» за 1911 год об Илье Эренбурге (о котором Волошин сказал, что он подражатель Гумилёва) поэт писал: «И. Эренбург сделал большие успехи со времени выхода его первой книги. Теперь в его стихах нет ни детского богохульства, ни дешевого эстетизма, которые, к сожалению, уже успели отравить некоторых начинающих поэтов. Из разряда подражателей он перешел в разряд учеников и даже иногда вступает на путь самостоятельного творчества…»

10 ноября 1911 года третье заседание Цеха поэтов прошло у матери Елизаветы Юрьевны Кузьминой-Караваевой — Софии Борисовны (урожденной Делоне) на Манежной площади, 2. Здесь присутствовал гость Михаил Леонидович Лозинский, тогда еще начинающий поэт, будущий прекрасный переводчик «Божественной комедии» Данте. Именно на третьем заседании с ним и познакомилась Анна Андреевна. В этот день Михаил Леонидович был официально принят в члены Цеха поэтов. Посещал заседания Цеха и художник Бруни. Поэтому одно из заседаний решено было провести в Академии художеств.

Лозинский был деятельным человеком и сразу включился в работу. Анна Андреевна вспоминала: «Собрания Цеха поэтов с ноября 1911 по апрель 1912 (т. е. наш отъезд в Италию): приблизительно десять собраний (по два в месяц). (Неплохая пожива для „Трудов и Дней“, которыми, кстати сказать, кажется, никто не занимается.) Повестки рассылала я… Лозинский сделал для меня список адресов членов Цеха… На каждой повестке было изображение лиры».

Нельзя сказать, что и заседания Общества ревнителей художественного слова проходили всегда под эгидой Вячеслава Иванова и символизма. Были заседания, когда активно выступали члены Цеха поэтов. Так, на заседании 12 ноября, где председательствовал Ф. Ф. Зелинский, присутствовал Н. С. Гумилёв, шло обсуждение неизданных стихотворений членов Цеха поэтов А. Гумилёвой, М. Зенкевича и В. Гиппиуса.

Иногда по старой памяти ходили на «башню». 14 ноября Гумилёв повстречался в редакции «Аполлона» с Михаилом Кузминым и Зноско-Боровским. Они отправились на «башню», куда пришли уже до них граф А. Толстой, Владимир Пяст и Д. Философов. Опять допоздна читали стихи, не углубляясь в теоретические дебри. Осенью этого года Гумилёв написал три прекрасных стихотворения: «Туркестанские генералы», «Я верил, я думал…» и «Освобождение».

16 ноября поэт принял участие в заседании редакционной коллегии «Аполлона». После его окончания Кузмин и Гумилёв отправились на вечер известной в ту пору актрисы Пал-лады Олимповны Богдановой-Вельской. Вечер прошел весело, пели, шутили, было выпито много вина. Об обратной дороге Михаил Кузмин вспоминал: «Поехал со мной Гумми, терявший по дороге бумаги из портфеля».

После долгого перерыва Гумилёв получил письмо от В. Брюсова. Валерий Яковлевич выражал недовольство политикой, проводимой в отношении подготавливаемого альманаха «Аполлона».