Николай Языков: биография поэта

Счастлив, кому судьбою данНеиссякаемый стакан:Он бога ни о чём не просит,Не поклоняется молвеИ думы тягостной не носитВ своей нетрезвой голове.С утра до вечера емуНе скучно – даже одному:Не занятый газетной скукой,Сидя с вином, не знает он,Как царь, политик близорукий,Или осмеян, иль смешон.Пускай святой триумвиратЕвропу судит невпопад,

Пускай в Испании воюютЗа гордой вольности права —Виновных дел не критикуютЕго невинные слова.Вином и весел и счастлив,Он – для одних восторгов жив.И меж его и царской долейНе много разницы найдём:Царь почивает на престоле,А он – забывшись – под столом.

Или:

Мы любим шумные пиры,Вино и радости мы любимИ пылкой вольности дарыЗаботой светскою не губим.

Мы любим шумные пиры,Вино и радости мы любим.Наш Август смотрит сентябрём —Нам до него какое дело!Мы пьём, пируем и поёмБеспечно, радостно и смело.Наш Август смотрит сентябрём —Нам до него какое дело?Здесь нет ни скиптра, ни оков,Мы все равны, мы все свободны,Наш ум – не раб чужих умов,И чувства наши благородны.Здесь нет ни скиптра, ни оков,Мы все равны, мы все свободны.

Приди сюда хоть русский царь,Мы от бокалов не привстанем.Хоть громом бог в наш стол ударь,Мы пировать не перестанем.Приди сюда хоть русский царь,Мы от бокалов не привстанем.Друзья, бокалы к небесам!Обет правителю природы:«Печаль и радость – пополам,Сердца – на жертвенник свободы!»Друзья, бокалы к небесам!Обет правителю природы:«Да будут наши божестваВино, свобода и веселье!Им наши мысли и слова!

Им и занятье и безделье!»Да будут наши божестваВино, свобода и веселье!

А это?..

Кто за покалом не поет,Тому не полная отрада,Бог песен богу виноградаВосторги новые дает…

Право, хочется снова и снова повторять и цитировать, все песни, от и до. И как же хорош и созвучен этот языковский «покал» вместо «бокала»! У другого поэта «покал» так бы не отозвался. Даже порой хочется Мандельштама немного поправить:

…Дай Языкову бутылку,Пододвинь ему покал…

И отношение к Языкову меняется быстро и кардинально. Это не значит, что из него перестают тянуть деньги и угощения и разорять до нитки. Голодный студент есть голодный студент. Но еще голодный студент отличается тем, что его не обманешь, есть у него особый нюх на хорошее и подлинное. К моменту посвящения в студенты (имматрикуляции) Языков для всего Дерптского университета – действительно поэт, их краса и гордость. Благодаря ему Дерпт становится легендой, поэтическим мифом, идеальным образом. И многое в нем товарищи и сотоварищи открывают заново. Оказывается, этот упитанный курносый барич – вовсе не «валенок», есть в нем и сила, и крепость, он и в бабки и в свайку играет так, что всем далеко, он и через костер перепрыгнет, а уж когда он мощными гребками пересекает реку, или на озерах блистает – не потягаешься с таким пловцом. А что он, по своему добродушию, питает отвращение к дуэлям, так это для кого другого был бы тяжкий грех, такому поэту – и такому прекраснодушному и отзывчивому парню – подобные чудачества даже не то, что простительны, без них, возможно, он не был бы всеми так любим.

И надо сказать, что Языков на удивление трезво и глубоко осознает и оценивает свое положение, свое место в жизни университетской и в жизни вообще.

В письме братьям 23 мая 1823 года: