Николай II

«Кто-то выразился тогда: „Прозевали государя!“ — вспоминал осень 1894 года граф С. Д. Шереметев, — и спохватилися, когда было уже поздно, когда болезнь, начавшаяся после Борков, стала выражаться резче и зловещее. Не будь этой болезни, колесо истории повернулось бы иначе, оно избавило бы нас от осложнений „дальневосточных“ и приступило бы к работе внутренней очистки. И эта работа была бы свободная, не вынужденная, не навязываемая, а сознательная, спокойная и обстоятельная, сообразуемая с важностию внутреннего обновления на началах русских, исторических, законосовещательных, творческих. „Удерживающего“ не стало». Судить о том, что могло бы случиться, если бы государя не «прозевали», трудно, но то, что его болезнь и смерть стали невосполнимой политической потерей для России, — несомненно. При самодержавии смена царствования практически всегда означает и новый этап исторической жизни. Какой она будет в конце 1894 года, мало кто представлял, в том числе мало представлял это и наследник, не имевший своей политической программы и плохо разбиравшийся в механизме управления огромной империей своих державных предков.

В те октябрьские дни он страстно ожидал встречи со своей «ненаглядной Аликс». Она приехала в Крым за десять дней до кончины Александра III. «Папá был слабее сегодня, — записал цесаревич в дневнике 10 октября, — и приезд Аликc, кроме свидания с отцом Иоанном (Кронштадтским, известным православным пастырем. — С. Ф.

), утомил его». Земные дни русского самодержца клонились к закату, и он уже не мог в полной мере разделить с сыном радость от приезда его невесты. Радость была омрачена ощущением неизбежной развязки и крутого изменения всего течения жизни цесаревича. Не понимать этого он не мог, но полностью прочувствовать — едва ли.

Уже с первых дней пребывания в Крыму принцесса Alix стала оказывать на своего жениха моральное давление, разумеется — из самых добрых побуждений. Она давала цесаревичу советы, иногда занося их (по-английски) в его дневник. За пять дней до смерти Александра III принцесса, заверив жениха в своей глубокой и искренней любви, посоветовала ему быть стойким и приказать доктору Лейдену приходить ежедневно и сообщать, в каком состоянии находится его отец. Цесаревич должен узнавать все первым. «You are Father dear's son and must be told all and be asked about everything. Show your own mind and don't let others forget who you are. Forgive me lovy»[40]

, — подчеркивала она.

Этот мотив — указание на личную волю — и в дальнейшем будет встречаться в письмах Alix к любимому Ники. С самых первых дней пребывания в России принцесса пыталась доказать, что она — верная защитница его интересов. Ее любовь глубока и неизменна, и возлюбленный должен это знать. Они — единое целое. Цесаревич не мог не оценить такого порыва невесты, он отвечал ей полной взаимностью. Уже тогда было ясно, что влияние Alix на Николая Александровича — определяющее. Почему все случилось именно так? Кто знает… Мы можем только утверждать: это была красивая любовь, год от года возраставшая. Чтобы приблизиться к пониманию этой любви (без чего нельзя разобраться и в причинах «политических амбиций» супруги последнего российского монарха), необходимо попытаться ответить на вопросы: кем была и кем себя ощущала принцесса Alix?

…По замечательному выражению русского философа и общественного деятеля XX века С. Н. Булгакова, в дальнейшем принявшего священнический сан: «Определяющей силой в духовной жизни человека является его религия — не только в узком, но и в широком смысле слова, то есть те высшие и последние ценности, которые признает человек над собою и выше себя, и то практическое отношение, в которое он становится к этим ценностям. Определить действительный религиозный центр в человеке, найти его подлинную душевную сердцевину — это значит узнать о нем самое интимное и важное, после чего будет понятно все внешнее и производное». Разбираясь в мотивации человеческих поступков, сказанное С. Н. Булгаковым можно применять в качестве своеобразного социального «лекала». Разумеется, найти «душевную сердцевину» всегда непросто (если вообще возможно), но отказ от таких поисков заранее обрекает исследователя на неудачу.

Не будет большой ошибкой заявить, что для понимания действий императрицы Александры Федоровны необходимо учитывать религиозный фактор, поскольку супруга последнего русского самодержца была прежде всего homo religious.