Николай Клюев

«Тяжёлое время переживает ныне Святая Православная Церковь Христова в Русской земле: гонения воздвигли на истину Христову явные и тайные враги её истины и стремятся к тому, чтобы погубить дело Христово и вместо любви христианской всюду сеять семена злобы, ненависти и братоубийственной брани…

Зовём всех верующих и верных чад Церкви: станьте на защиту оскорбляемой и угнетаемой ныне Святой Матери нашей».

И тут же, после чтения «приговора крестьян Самарской губернии», как передал корреспондент газеты молодой поэт Сергей Ручьев — «опять митинг — и митинг беспорядочный. „Долой, вон, убирайся, не надо нам читать газету…“ Под общий шум, даже не приступив к оглашению приговора, тов. Клементьев покидает трибуну.

Такой же прием оказывается вначале товарищу Николаевскому, члену Вытегорского Совдепа, но тов. Николаевский заставил собрание выслушать себя и, при некотором шуме, в течение получасовой речи доказывал целесообразность (закона) об отделении церкви от государства. Отделяясь, церковь становится свободной и вольна молиться или нет за царя, за разных Питиримов и проч., может не молиться и за тех, кто волею истории стоит у власти. Свободно верующий христианин всё принимает на алтарь церкви. Церкви нужен живой дух, да она и есть — сама любовь и, только будучи несвободной, она могла иметь в своей среде Питиримов, Протопоповых, Распутиных и проч.».

Особо значимо здесь упоминание митрополита Петроградского Питирима, арестованного 2 марта 1917 года вместе с царскими министрами и уволенного 6 марта того же года на покой постановлением Святейшего синода. Он был одним из немногих в священноначалии, сохранивших верность царскому дому, наравне с о. Иоанном Восторговым, архиепископом Харьковским и Ахтырским Антонием, епископом Тобольским и Сибирским Гермогеном, епископом Камчатским Нестором, архиепископом Литовским Тихоном — будущим Патриархом… Почти все из упомянутых были также отправлены на покой — Синод избавлялся от «реакционного духовенства», принимая в то же время приветственные послания от епархий новому строю и «новой эры в жизни церкви»… «Из Лабинской. Вздохнув облегчённо по случаю дарования Церкви свободы, собрание священно-церковнослужителей принимает новый строй…» «Духовенство города Екатеринодара выражает свою радость в наступлении новой эры в жизни Православной Церкви…» «Тульское духовенство в тесном единении с мирянами, собравшись на свой первый свободный епархиальный съезд, считает своим долгом выразить твёрдую уверенность, что Православная Церковь возвратится к новой жизни на началах свободы и соборности…»

Пройдёт год — и жестокие мучения и смерть настигнут как большинство из немногих оставшихся верными престолу «церковных реакционеров», так и представителей «прогрессивного духовенства», избавлявшихся от «обскурантов» в своих рядах. В марте 1918-го священника станицы Усть-Лабинской Михаила Лисицына, перед тем как зарубить, водили меж домов с петлёй на шее. В Пасху того же года священника Иоанна Пригоровского станицы Незамаевской Екатеринодарской губернии живого закопали в навозной яме, перед этим выколов ему глаза и отрезав язык и уши. А в Туле той же весной крестный ход был расстрелян из пулемётов… С июня 1918-го по январь 1919 года были убиты 18 архиереев, 102 священника, 154 дьякона, 94 монаха и монахини. Закрылись 94 храма и 26 монастырей.

О. Иоанн Восторгов будет расстрелян 5 сентября после совершения в московском храме Василия Блаженного молебнов над святыми мощами «от жидов умученного» младенца Гавриила. Он спокойно подошёл к вырытой могиле и после общей молитвы вместе со всеми приговорёнными призвал всех с верою в милосердие Божие и скорое возрождение Родины принести искупительную жертву.

За месяц с небольшим до этого Совнарком издал закон об антисемитизме, предписывавший, в частности, следующее: «Принять решительные меры к пресечению антисемитского движения. Погромщиков и ведущих погромную агитацию предписывается ставить вне закона».

Понятно, что молебен над святыми мощами младенца Гавриила был квалифицирован новой властью именно как погромная агитация.

Но вернёмся в деревянную «сонную» Вытегру.

…— Нет среди нас гонителей церкви, как свободного общества, — вещал товарищ Николаевский. — Мы только хотим, чтобы свет евангельской истины не омрачался мракобесами…

Верил ли он сам в то, о чём говорил? Безусловно, верил. Как и многие из собравшихся верили в то, что с революцией пришёл в Россию «свет евангельской истины». Многим ещё предстояло удостовериться — как к свету евангельской истины относится новая власть.

Собрания и митинги в провинциальном городке следовали одни за другими. Один из них был посвящен «борьбе с обывательщиной», на котором председатель президиума исполкома Вытегорского совета товарищ Мехнецов произнёс зажигательнейшую речь: