Никотин убивает…

— Я всегда гадаю, неужели тетя Гарриет на самом деле такая непроходимая дура или только прикидывается?

— Бог мой, ты в самом деле считаешь, что она могла сделать это для того, чтобы избавиться от улик?! — воскликнула Стелла.

— Я пока не могу еще сказать что-нибудь определенное на этот счет, — проговорил Рэндалл. — А вот любопытно, что могла забрать из дядиной аптечки тетя Гарриет?

— Откуда мне знать! Все, что угодно. Пластырь, йод, гель для ванны…

— И конечно же, тоник? — усмехнулся Рэндалл, внимательно наблюдая за вьющейся струйкой дыма от своей сигареты.

— Нет, бутылочку с тоником просто разбили. Случайно. Она была не откупорена.

— Ага, так, значит, она была разбита… Так кто же разбил ее так удачно, милая кузина?

— Никто. Дядя оставил ее стоять на тазике для умывания, она и свалилась оттуда. От ветра, вероятно, когда распахнули окна в спальне.

— А кто-нибудь задавал по этому поводу какие-либо вопросы? — осведомился Рэндалл.

— Ты имеешь в виду полицейских? Ну да, думаю, что да. Меня саму об этом не спрашивали.

— Трудно сказать, кого больше беспокоит нездоровая активность тети Гертруды, — задумчиво произнес Рэндалл. — Полицию или родственников усопшего? Может быть, все-таки родственников?

— Не знаю, но все-таки зачем ты ее так обидел? Она кричала, что се еще никогда в жизни так не оскорбляли.

— Вероятно, — кивнул Рэндалл.

— Так что же ты ей такого сказал? — с любопытством спросила девушка.

— Всего лишь то, что если бы я был на ней женат, то непременно имел бы нескольких любовниц, — ответил Рэндалл.

Стелла не сумела сдержать короткого смешка, но сказала:

— Ну, это уж слишком. Есть же какие-то границы, что можно, а что нельзя говорить людям! Грубее, наверное, ничего и не придумаешь!

— Во всяком случае я в тот момент не мог придумать ничего грубее, увы. Но и этого оказалось достаточно, чтобы избавиться от нее хоть на время.

— Неужели ты можешь быть груб с людьми только затем, чтобы избавиться от них?

— Могу.

— Ты ужасный человек! — воскликнула Стелла.

— Ты уже многократно сообщала мне эту нетленную истину, — небрежно сказал Рэндалл, загадочно улыбаясь. — Что же я сделал дурного, милая Стелла?

— Ничего. Но ты ходишь и на всех брызжешь своим ядом, а яда у тебя под языком предостаточно! Я помню, как ненавидела тебя в детстве, когда впервые приехала в этот дом!

— Да, ты была такой капризной, дурно воспитанной девчушкой… — пробормотал Рэндалл. — Я помню, помню…

— Ничего подобного!

— Жестокой, требовательной, неуклюжей и невежественной…

Она покраснела:

— Ну, в конечном счете, в этом возрасте все девочки таковы!

— Вполне возможно, только я не вижу причин, почему я должен со всеми ними быть мил и обходителен.

— Куда уж там! Разве ты хоть с кем-нибудь мил? Ты отвратительно ведешь себя с Гаем…

— Ну что ж, ничто человеческое мне не чуждо, и если он нападает на меня, то что же он надеется получить в ответ?

— Ты, наверное, в детстве отрывал крылышки у бабочек, — сердито сказала Стелла.

— Как ты догадалась? Конечно, это было мое любимое занятие!

— И еще… еще… Я категорически возражаю против твоих гнусных намеков в адрес моей матери!

— О! Ты о моей любимой тете Зау? Ты меня неправильно понимаешь, милая! Напротив, я ее верный поклонник!

— Да уж, с тобой все ясно.

Он в удивлении поднял брови.

— Ну ладно, а что же я могу найти сказать о твоем друге, так сказать, гипотетическом женихе?

— Ради Христа, оставь Дерека в покое! Ты же знаешь, что мы обязательно поженимся!

— А, это все еще в силе? — чуть усмехнулся Рэндалл.

Она смешалась, чуть покраснела и торопливо заговорила:

— Ты меня, наверное, хочешь вывести из себя, Рэндалл, только напрасно. Просто ты услышал от кого-то грязную историю про Дерека и Фостеров… С тебя станется разнести ее по всей округе… Это правда, что на танцах у Хоупсов он был с Мэйзи Фостер, поскольку я не могла в тот день поехать туда, но ведь он знаком с Мэйзи очень давно, ровно столько же, сколько со мной… И… И мне было бы просто глупо ревновать его…

Улыбка Рэндалла стала шире:

— Кажется, я получил от тебя гораздо больше пищи для размышлений, чем рассчитывал!

Она прикусила язык.

— На что ты намекаешь?

— Да так, пустяки, — отмахнулся Рэндалл. — А скажи-ка мне, где проживает эта краля? Кто она такая?

— Во-первых, это вовсе не краля. А живет она на Парк-Террас.

— Очень заманчиво звучит. Это район богатых семейств. Она, конечно же, единственный ребенок в семье?

Но Стелла посчитала ответ на этот вопрос необязательным, поскольку из своей комнаты вышел Гай и зашагал прямо к ним. Рэндалл сразу повернулся к нему и спросил, с безыскусственным любопытством в голосе:

— О, кого я вижу! Ты дома — в середине рабочего дня! Так ты теперь как, Гай, в отпуске или фирма "Брук и Мэтьюс" просто самоликвидировалась?

Гай, который был явно не в духе, зарычал:

— Нет, она не ликвидировалась! И ты не единственный, кто имеет право присутствовать в этом доме днем!

— Кажется, ты чем-то здорово расстроен, дорогой кузен? — промурлыкал Рэндалл. — Не в форме сегодня, а?

— Трудно себе представить человека, кто был бы в форме, пока над нами висит это гадкое дело, — угрюмо отвечал Гай.