Никто и звать никак

— Да. Не слишком удобная, но я боюсь дождя. Если ты простынешь — это может очень плохо кончится для тебя. Поэтому медленно, сколько сможешь, не надрываясь, будешь идти. Отдыхать и снова идти.

— Договорились. Мне стыдно, что ты вынуждена меня кормить, Калина. Но я очень постараюсь тебя отблагодарить.

— Давай лучше учить слова. И, может быть, ты мне всё же, расскажешь, почему рядом с тобой было три трупа?

Ригер рассказывал не торопясь, обстоятельно, и, попутно, говорил мне новые слова и фразы. Не знаю, казалось мне или правда, но запоминала я новые слова гораздо лучше и быстрее, чем дома. Возможно, это потому, что больше заняться было нечем, а, может быть и потому, что очень хотелось выжить?

Самый здоровый из тех трупов — руководитель группы. Перевозили они шарийский шелк. Попал он в группу не случайно. Один из трупов — бывший его армейский друг. Воевали вместе. Ели из одного котелка в объездах. Ладили всегда. Как раз тот, что в шелковой рубашке был. Подвернулась очень большая партия, совсем дешево. Сделали несколько ходок. И заработали отлично. Здесь, на берегу, сдали последнюю партию. Поэтому и костер разложен за камнями, так, чтобы с моря или берега не видно было. Место вообще необычное выбрали. Всегда стараются в укромных местах товар выгружать. Но тут не везде подплыть можно, камней у берега слишком много и скал подводных. А у них почти корабль маленький. Боялись зацепиться за скалы. Была еще одна лодка, поменьше вот этой, оставшейся, полегче, такая, что и один человек может управится, но ее, по договоренности, продали вместе с товаром. Возвращаться собирались все вместе. Ну, и как водится, не поделили деньги. Решили, что новичка можно и пробросить.

— Вот тот парень, чью куртку ты носишь, он и ткнул меня в бедро. От него я не ждал…

— Ты хочешь сказать, что те связки серебрушек — такая огромная сумма?

Новость о больших деньгах заинтересовала меня гораздо больше, чем его страдания по поводу предательства. Предатель сдох, а деньги мне бы очень пригодились.

— А сколько ты нашла? И почему — серебрушки? А золото?

— Ну, по всем карманам их было три связки. Серебрушек. Золота я не видела. Тебя я почти не проверяла, поняла, что ты жив и отошла сразу.

— Три штуки?!

— Ну, да… Ты что, думаешь, что я вру?

— Нет, даже мысли такой не было… Но это значит только одно — Забо, это тот великан, спрятал их, когда отходил помочится…

— Ого! Получается, где-то совсем близко зарыт клад?

— Получается так.

— Будем искать?!

— Думаю, что глупо бросать такие деньги. Там было одиннадцать связок по пятьдесят монет.

Цифры одиннадцать и пятьдесят он показал мне на пальцах. Черт, как же неудобно, когда не знаешь язык!

— Поверь, это очень приличная сумма. Конечно, искать лучше завтра, с утра. Сейчас слишком темно. Но направление, куда он отходил, я помню.

— Знаешь, я даже не представляю, сколько это. Ну, что на такие деньги можно купить?

— Очень много, что можно. Например — хороший каменный дом в столице стоит около ста золотых. Это не меньше десяти комнат, небольшой сад у дома и колодец. Дом из камня и с черепичной крышей. И минимум десять окон со стеклом. Когда я служил, моя зарплата была две золотых марки в месяц. А ведь я служил тигом! Простой солдат получает восемь серебряных.

— В золотой марке сколько серебряных?

— Двадцать. А в серебряной — сорок медных пит.

Опять все на руках!

— Знаешь, давай о ценах поговорим завтра, а пока начнем учить цифры.

— Давай. Только можно мне еще немного каши?

Думаю, в море я полезу уже очень скоро…

Раны почти затянулись и я решила утром, что можно снять нитки со шва. Не знаю, правильно или нет, но сняла я только половину. Мало ли что, разойдется еще… Половину шить легче, чем целую. Как обычно, обработала соленой водой и велела ложится голышом. Как обычно, села к нему спиной и урок начался.

Пока суп доваривался, я зубрила и повторяла цифры и действия математики. Счет был простой, ритмичный, но язык в произношении — солидный, основательный. Не такой грубоватый, как немецкий и гораздо проще. Структурой напоминал русский, но не имел такого количества правил и исключений. Хотя, конечно, Ригер не лингвист. Но говорил, что учился в каком-то престижном заведении целых шесть лет, до двадцати, до мужского совершеннолетия. Женщина получала статус совершеннолетней в двадцать шесть лет. И есть даже женские высшие абутеры. Конечно, женщин не учат, как мужчин. В простых абутерах преподают чтение-письмо-счет. Основной упор делают на готовку еды и шитьё.

А в высшей — начала математики и географии преподают. История и, разумеется, танцы-пение-ведение хозяйства большого и маленького. Но это только для высокородных. Как и медицина. Женщина должна разбираться в травах и методах лечения.

Наши уроки всегда были весьма хаотичны. Мы постоянно перескакивали с одного предмета на другой. Мне все было интересно и важно. И успехи в языке были, хоть и не слишком большие. Я уже знала несколько сотен слов, названия вещей и ходовые глаголы и могла спросить простейшие вещи.

Ригер хвалил, и говорил, что у меня талант и я говорю почти без акцента.