Никто не уйдет живым

Ночью, как только она очухалась и отскребла себя от кухонного пола, где-то после трех часов, Эмбер приняла душ, оделась и собрала вещи. Стоя в душевой и позволяя напору воды заглушить ее плач, чтобы не разбудить Джоша, она поняла, что испытанное ею перед входом в гараж было похоже на психотическую реакцию или галлюцинацию, вызванную тяжелыми наркотиками; об этих состояниях она читала, когда собирала материал для книги вместе с Питером Сент-Джоном.

Но наркотиков в ее жизни не было. Она постоянно сомневалась в собственной нормальности и знала, что страдает паранойей, чувством незащищенности, фобиями, аверсиями и манией преследования, которые когда-нибудь, вероятно, смогут исцелить лекарства и терапия, если она выберет этот путь. И возможно, ее психологическая травма до сих пор была такой чудовищной, что Эмбер создавала в сельском доме собственных призраков. Уже два психиатра говорили ей об этом, и еще о том, что она может никогда не оправиться от тех девяти дней в доме на Эджхилл-роуд, и должна соблюдать программу системной терапии, пока психиатр не сочтет разумным ее прекратить. Она решила не принимать этот совет, когда завершились полицейское и коронерское расследование. Не исключено, что это было очередное неблагоразумное решение. Уже давно она мечтала, чтобы доктор или психиатр категорически заявили, что она сошла с ума и все вообразила.

Но Эмбер не могла лгать себе, что невозможное не вернулось в ее жизнь. Не сейчас. И она не будет больше рассказывать о своей связи с домом номер 82 ни Джошу, ни Питеру Сент-Джону, потому что ни один из них не поверит ее бредням.

Может, человек из числа тех, что заявляют о своих особых отношениях с мертвыми, – медиум или экстрасенс – найдет с ней общий язык. Она только что провела несколько часов, обдумывая вариант пригласить такого «одаренного» индивидуума к себе домой, одновременно беспокоясь, что медиум попытается вытрясти из нее небольшое состояние. А еще подобный ход действий заставлял ее чувствовать, что она привносит ненастоящее в опыт, который никогда не наполняла религиозностью или суевериями.

Но больше всего с тех пор, как она поднялась и выбралась из кухни ранним утром, ее тревожили мысли о Райане. Если ночные переживания были подлинны, значит, Райан не обрел покоя, и остальные жертвы дома № 82 тоже. Но даже дорогому Райану, который, не желая того, пожертвовал собой в попытке спасти ее, было здесь не место.

Райан был с ней прошлой ночью, в ее комнате, по крайней мере душой. Сущность Райана. Или, может быть, иллюзия ее бывшего парня, которую нечто привело к ней домой, чтобы поиздеваться и свести ее с ума. В середине ночи, закидывая одежду и туалетные принадлежности в чемоданы «Сэмсонайт», Эмбер даже предположила, что Райан пытался ее предупредить. И возможно, Маргарита Толка – тоже, заполнив кухню ароматом духов. Призраки, предостерегающие через чувства. Может быть, это все, что когда-либо пытались – кроме Беннета – сделать мертвые из дома № 82 по Эджхилл-роуд: предупредить ее.

Она сталкивалась с такими случаями, изучая истории о привидениях, но не верила в это: прошлой ночью они предупреждали Эмбер, они направили ее на первый этаж. И теперь полнейшее непонимание того, почему это вернулось в ее жизнь, казалось смертельно опасным.

Семьдесят девять

Эмбер взбежала по лестнице, чтобы забрать внешний жесткий диск из кабинета и ноутбук из спальни; все ее файлы были сохранены на обоих устройствах.

Она открыла кабинет и включила свет. Взяла жесткий диск со стола, старательно не глядя на лица и вырезки, висевшие на стене. Кабинет выглядел как тайная комната одержимой, шпионки или сталкерши. И она неохотно признавала, что может быть всеми тремя по отношению к собственной истории.

Эмбер раздвинула занавески, чтобы выглянуть наружу. Пробежалась взглядом по саду и волнующимся рядам зеленой кукурузы, начинающимся от ограды; засмотрелась на молодые деревца, разбросанные по земле там, где на стыке холмистых полей встречались живые изгороди. Громада океана за холмами блестела на горизонте тонкой полоской белого золота. А в легком колыхании рядов и рядов длинных, гибких кукурузных листьев она заметила присутствие того, что показалось ей безлистым деревом, почерневшим от старости или даже обожженным и захиревшим от удара молнии.

Эмбер наблюдала этот пейзаж всю неделю, каждое утро, и не помнила, чтобы какое-то дерево стояло посреди этого поля, особенно такое, что находилось бы на прямой линии от задних ворот ее сада.

Она прищурилась.

Биение сердца стало слишком громко и неритмично отдаваться у нее между ушей. По коже головы забегали мурашки.

Никакое это было не дерево.

Фигура была единственным черным пятном в зеленом море злаков и, казалось, привлекала тени пролетающих облаков, чтобы запятнать темнотой все широкое открытое пространство, окружавшее ее одинокий наблюдательный пост. Это был человек. Высокий человек, стоявший с опущенной головой.