Его болтовню слушали с сомнением, а мне было его жаль. Точнее, мне было неприятно, что приятели надоедают ему. Макото вынужден был скрывать свои чувства под маской шута, чтобы выжить в сеульском университете, где так много националистов. Казаться клоуном, хотя было видно, что ему это не по душе. Мне хотелось доказать ему, что я не такая, как остальные, но всё не было подходящего случая. Так и не дождавшись нужного момента, я решила пойти на безрассудство. Сейчас мне всё это кажется смешным, а тогда я очень серьёзно ко всему относилась. В то время наша семья жила в Сеуле в районе Кандонгу, в Кодокдоне. Нам четверым в квартире с двумя спальнями было нелегко. Мама, уверенная, что наш дом вот-вот снесут, не хотела переезжать оттуда, но дом всё не сносили. В общем, я сказала родителям, что хочу жить отдельно от них и собираюсь снять жильё возле университета, ссылаясь на то, что он находится слишком далеко от дома, куча времени уходит на дорогу и не остаётся времени на занятия (и тогда, и сейчас мне стыдно за это и я до сих пор краснею, вспоминая себя тогдашнюю), на транспорт уходит больше трёх часов в день, в метро постоянно пристают мужчины и это неприятно.
Папа не понимал меня, поскольку был человеком консервативным. После Корейской войны он был вынужден расстаться с родными и категорически возражал против того, чтобы я жила отдельно от семьи. Именно поэтому я поступила на кафедру корейского языка, уехать работать за границу было практически невозможно. В конце концов, после громких скандалов, я покинула родительский дом. Преодолев упорство семьи, я совершила побег, узнав о том, что в квартире, где Макото снимал жильё, освободилась комната. Я заплатила за аренду вперёд ещё до того, как получила разрешение родителей. Когда в семье страсти улеглись, я собрала вещи и переехала туда. Вечером, увидев меня в квартире, Макото очень удивился. Я, прикрыв рот руками, будто от удивления, сделала вид, что для меня это тоже неожиданность.
— Ой, Макото, ты тоже здесь живёшь?
— Джиён, как ты здесь оказалась?
— Я теперь снимаю здесь комнату, это ближе к университету.
— Ты ведь жила в Сеуле?
— Приятно встретить тебя здесь.
— Взаимно.
На лице Макото мелькнула непонятная японская улыбка, и он направился к себе в комнату. Я чувствовала неловкость, но, с другой стороны, мне было наплевать. В голове мелькнула оптимистичная мысль: «Если он поймёт, что я неравнодушна к нему, это даже к лучшему».
Здесь нас кормили, хоть и отвратительно. Готовили настолько плохо, что, казалось, даже в тюрьме кормят вкуснее. Кроме Макото, все остальные жильцы были тоже отвратительными. Но, к моему удивлению, у него со всеми были прекрасные отношения. К хозяйке он обращался «тётушка», а с другими жильцами по вечерам ходил пить пиво. Когда девчонки, учащиеся в бакалавриате, приставали к нему с какими-нибудь детскими играми, он всегда отвечал им улыбкой.
Да, Макото был святым. Он был живым святым, сошедшим к нам с небес, и вёл нас к счастью и спасению от грехов. Как мать Тереза. Его не волновали ни плохие характеры окружающих, ни бессовестно пересоленный суп из соевой пасты, который он ел с видом небожителя, поглощающего амброзию.
Но мне было нелегко подойти к этому святому. Хотя я и жила с ним в одной квартире, но всё ещё толком с ним не поговорила. Я узнала, когда он уходит в университет. В семь часов он уже завтракал, положив в ногах собранный рюкзак. У меня не было утренних занятий, я предпочитала высыпаться. Но чтобы пойти в университет с Макото, надо было заставить себя встать пораньше. Даже представить было приятно, как мы с Макото шагаем в университет по бульвару среди цветущих азалий, магнолий и сирени на зависть остальным девушкам. Но для этого мне нужно было встать очень рано, успеть умыться и накраситься. После того как мне не удалось проснуться в шесть часов, я решила вовсе не спать. Я выпила столько кофе, что им могли бы отравить стрелковую роту, успела привести себя в порядок и имела честь шагать с нашим святым по улице, утопающей в зелени.
За завтраком, как и все японцы, Макото ел палочками. В левой руке он держал миску с рисом, а в правой палочки, с которыми ловко управлялся. Иногда он клал на рис кусочки маринованных овощей и поливал всё это соевым соусом. Чтобы Макото не заметил, как плохо я действую палочками, что для кореянки было странно, я съела ложкой только немного риса.
— Я думал, что ты не завтракаешь.
Он говорил, а сам ловко орудовал палочками. Интересно, я хоть немного волную его?
— Я узнала, что завтрак полезен, и теперь решила не пропускать его. А ты всегда завтракаешь?
Девчонки, живущие в соседних комнатах, смотрели на меня так, будто хотели сказать: «И ты одна из нас?»
— Конечно. Нужно хорошо питаться. Для того чтобы хорошо трудиться, нужно хорошо питаться.
Девчонки-лисы захихикали: «Макото, вы так хорошо говорите по-корейски». — «Аригато годзаимас», — Макото усмехнулся и поблагодарил по-японски. Было видно, что две девушки тоже не спали, как и я, глаза их были припухшие, но зато макияж был на месте.