Никто не заплачет

— Надежда Павловна, мы правда сейчас ляжем, — Соня даже слезла с кухонного диванчика, — вот, я уже иду чистить зубы. Честное слово.

— Да, мамуль. Я не буду больше курить. Мы сейчас ляжем. Ты иди спать.

— Если через пять минут вы не будете в постели, я вас… Я не знаю, что с вами сделаю! — Надежда Павловна еще раз грозно взглянула на обеих и ушла к себе.

Она привыкла рано ложиться и рано вставать. Она очень сердилась на дочь, но в начале второго ночи у нее не было сил на серьезные воспитательные меры.

— Я думаю, ты должна встретиться с бывшим хозяином фирмы, — горячо зашептала Соня, покосилась на дверь и вновь взобралась с ногами на кухонный диван.

— А если он бандит? — грустно усмехнулась Вера.

— Ну мы же с тобой решили: история про обманутую и проданную в рабство сестру — наглое, пошлое вранье. Даже я знаю, что в проститутки идут по собственному желанию, еще конкурс проходят. И все это сказки — про бедных несчастных девочек, которых хитростью заманивают в проститутки, а потом они прямо погибают от горя и непосильного рабского труда. Это пахнет сериалами, ты сама только что сказала. Ах, ах! Я умираю, я невинна! Меня погубили злодеи! Милый братик, спаси меня! — Соня всплеснула руками и закатила глаза.

Получилось так выразительно, что Вера засмеялась.

— Ты зря смеешься, — нахмурилась Соня, — он бандит, этот твой Федор. Он блатной, понимаешь? Я их за версту чую. Ты просто раньше с ними не сталкивалась, а я каждый день наблюдаю.

— Сонечка, в жизни все значительно сложней. Представь себе молоденькую девушку, почти ребенка, которая запуталась, соблазнилась быстрым заработком и красивой заграничной жизнью. Даже если это был ее сознательный выбор, все равно родному брату не хочется так думать. Его можно понять. Он ищет виноватых, оправдывая сестру. И в общем, люди, которые занимаются таким вот грязным бизнесом, действительно виноваты…

— Грязным бизнесом занимаются многие. Но голову на плечах надо иметь. Нормальная девушка не купится на такое объявление: работа за границей. Это ведь шито белыми нитками. Даже я знаю, — хмуро, совсем по-взрослому сказала Соня.

— Ну хорошо, — вздохнула Вера, — давай мы оставим сестру в покое. А если этот мальчик, Вадик, ошибся? Перепутал? В нашем дворе, в соседних домах, есть еще два ирландских сеттера. Кто-то из них мог подобрать гадость на помойке. Ты ведь знаешь, у Моти тоже бывает. В нем просыпается охотник, он ни за что не хочет отдавать добычу, и домой его не затащишь. Твой Вадик наблюдал с дерева, как хозяин пытался увести заупрямившегося пса домой. Пес был Мотиной породы, а хозяин издали напоминал Федора.

— А почему тогда Мотя так его боится? Хвост поджимает, дрожит. Очень много всего совпадает, — покачала головой Соня, — слишком много. И ты изо всех сил пытаешься своего драгоценного Федора оправдать. Ты зря это делаешь. Он блатной, точно тебе говорю, блатной.

— Однако ничего конкретного, кроме Мотиного поджатого хвоста, пока нет, улыбнулась Вера. — Ведь ты не уверена, что на той фотографии в милиции был именно Федор? Ты не можешь точно сказать: да, это он.

— Нет, — Соня даже кулачком по коленке стукнула от досады, — в том-то и дело, что нет. Очень похож. Понимаешь, если бы до этого я не узнала, что он увел Мотю насильно, я, наверное, вообще на фотографию никакого внимания не обратила.

— Вот видишь, мы с тобой наговариваем на человека без всяких доказательств. Кроме поджатого собачьего хвоста и блатных замашек, нет ничего. Собачьи сложные эмоции вообще не стоит обсуждать, мы с тобой в этом ничего не понимаем. А приблатненность бывает и в людях, вовсе не связанных с уголовным миром. Это в воздухе сейчас витает, это модно, поневоле человек перенимает. Тем более если он побывал в Чечне…

— Нет, — покачала головой Соня, — он не играет в блатного. Наоборот, старается это скрыть. Он играет в нормального. Но глаза… Я не знаю, как объяснить. Вот, помнишь, мы были в зоопарке? Мы обе тогда заметили, какие страшные, пустые глаза у медведя, особенно если он прямо на тебя смотрит. Ты мне еще рассказала тогда, что медведь — самый коварный и жестокий зверь, хотя в сказках он всегда простоватый и добрый. Ты говорила, медведь может задрать даже того, кто кормил его с раннего детства. Он притворяется покорным, дрессированным, человек не ждет от него беды, и вдруг он нападает неожиданно и задирает насмерть, ни с того ни с сего. Потом мне еще папа рассказывал, как медвежонка вырастили на буровой, в тайге. Он был ласковый, смешной, его все любили. А он вырос и задрал до смерти двоих геологов, именно тех, которые его молоком из соски откармливали.

— Ты хочешь сказать, у Федора такой же страшный взгляд, как у медведя в зоопарке? — улыбнулась Вера.

— Иногда бывает.