Инна не могла себе простить, что сболтнула сдуру про предстоящий развод. Никто за язык не тянул… Хотя, нет. Тянули. Следователь, хмырь болотный, спросил так небрежно, будто между прочим, а что, мол, Инна Валерьевна, вы всегда с мужем в разных комнатах спите? А она возьми да и ляпни: а мы вообще разводиться собирались! Теперь они начнут знакомых опрашивать, Галька про адвоката скажет, про квартиру. И не только Галька… Кому еще она трепалась про свои отношения со Стасом? Да всем! Свистела направо и налево, дура. И кто ж знал, что так обернется?
Инна закурила и, немного успокоившись, произнесла:
— Вы проверьте, нет моих отпечатков на ноже. И на бутылке нет. Кто-то вошел, вырубил меня и «Распутина» в глотку влил. А потом зарезал Стаса.
— Инна Валерьевна, — вздохнул следователь, — ну вы подумайте сами. Входная дверь была заперта изнутри…
— У нас же английский замок! — перебила его Инна. — Можно выйти и захлопнуть.
— Выйти можно, — кивнул следователь. — А войти? Ключ лежал на полочке, вы сами сказали. И дверь была заперта. Никаких следов взлома, никаких царапин не обнаружено. Нет в квартире следов пребывания третьего человека. Понимаете? И не было у этого третьего практической возможности проникнуть ночью в вашу квартиру. Что ж он, сквозь стену просочился?
— Это не я. — Инна загасила сигарету и заплакала.
Ей дали попить воды. Зубы отбивали дробь о стакан.
«А ведь на ноже могут быть мои отпечатки, — подумала она, — нож кухонный, самый острый в доме. Я им все резала, и хлеб, и колбасу… Господи, ну что мне делать? Ведь засудят, точно засудят. Зачем им еще кого-то искать, если вот она я, готовенькая?»
Когда выносили труп, во дворе собралась небольшая толпа.
— Да что вы говорите! Зарезала? Сама?! Это ж надо, такая с виду приличная женщина!
— Вот что водка-то делает!
— Ох, батюшки, жизнь пошла…
— А ее теперь как, сразу арестуют? Или сначала подписку о невыезде?
— Так, может, не она? Еще ведь следствие должно быть…
— Она, она! Все они такие, нынешние-то! Вот пусть расстреляют, и правильно! Чтоб другим была наука.
— Сначала доказать должны…
— Да что тут доказывать? Напилась и пырнула ножом с пьяных глаз…
— Так она и не особенно и пила… Воспитанная женщина, как идет, всегда поздоровается вежливо.
Толпа старушек, старичков, мамаш с колясками гудела и перешептывалась. Непонятно каким образом, но во дворе все уже все знали.
Вдруг к младшему лейтенанту милиции, курившему у машины, нерешительно шагнула девочка лет шестнадцати.
— Извините, вот к кому мне можно обратиться? — тихо спросила она.
— По какому вопросу? — Младший лейтенант лениво оглядел тощенькую фигурку на метровых «платформах».
— По поводу убитого.
— Это к следователю, — кивнул лейтенант на дверь подъезда, — сейчас выйдет следователь, к нему и обращайтесь.
— А как я его узнаю? — спросила девочка еще тише.
— Стойте здесь. Выйдет он, я покажу.
Было видно, что девочка очень волнуется. Тихий робкий голос никак не вязался с ядовито-зеленой юбчонкой до пупа, ярко-розовой майкой, больше похожей на узенький лифчик, с тонной косметики на детском лице.
Два милиционера вывели Инну. Она быстро прошла к машине, опустив голову и стараясь ни на кого не смотреть.
Небольшая толпа загудела чуть громче.
— Расходитесь, расходитесь, граждане! — прикрикнул младший лейтенант и кивнул девочке. — Вон он, следователь.
Девочка подошла к невысокому пожилому человеку в штатском.
— Здравствуйте, я хочу сказать…
— Да, я вас слушаю.
— Я вчера вечером видела, как Станислав Михайлович… ну, убитый Зелинский, стоял в подъезде у лифта и разговаривал с каким-то человеком.
— Фамилия? — быстро спросил следователь.
— Чья? — растерялась девочка. — Я не знаю… Я его впервые видела.
— Да ваша, ваша, — следователь поморщился.
— Я в этом доме живу, в квартире напротив. Лукьянова моя фамилия. Ирина Анатольевна Лукьянова. — Девочка заговорила быстро, будто боялась, что следователь не дослушает и уедет. — Я видела, как Станислав Михайлович вчера вечером разговаривал у лифта с парнем… Они очень напряженно говорили. Я даже разобрала несколько фраз, случайно. Что-то насчет выяснения отношений. И еще, я точно слышала, как Станислав Михайлович сказал: «Слушай, может, ты псих? Так себя не ведут». Дословно не помню, но что-то в этом роде. Знаете, они стояли так, будто сейчас подерутся.
— Подождите, не тараторьте так, — перебил ее следователь, — вы в какой квартире живете?
— Ну я же сказала, напротив! В тридцать первой!
Оперативники уже успели побеседовать с соседями. Никто ничего не слышал и не видел. Ночью было тихо. Откуда взялась эта пигалица в ядовито-зеленой юбке?
В тридцать первую квартиру заходили, однако никакой девчонки там не было. Следователю прокуратуры совсем не хотелось, чтобы рядовая «бытовуха» распухла в нечто более сложное и серьезное. Но выслушать и запротоколировать показания непрошеной свидетельницы он обязан.
В машине полетело сцепление, но Володя не стал чинить, не было сейчас на это времени. Нельзя больше тянуть. Хватит.