Никто не заплачет

Володя сидел на лавочке перед желтой, со стеклянным куполом громадиной миусского Дома пионеров. На фоне ясного июньского рассвета мрачно чернели фигуры скульптурной группы, изображающей героев писателя Фадеева. С одной стороны — толстоногие решительные молодогвардейцы, с другой — тяжелые кони и всадники из повести «Разгром». А неподалеку, за старыми деревьями, виднелась красивая чугунная ограда роддома имени бездетной Надежды Крупской. В этом роддоме Володя родился. Здесь, на Миусах, он вырос. Именно отсюда переехал на окраину после того, как погибла его семья.

С четвертого по седьмой класс он ходил в Дом пионеров, в кружок «Юный химик». Бабушка рассказывала, что на месте желтого помпезного сооружения был храм Александра Невского, один из красивейших в Москве. Его долго не могли взорвать. Храм трижды поднимался в воздух и опускался на землю — целехонек. Вокруг плакали верующие старушки. Почти неделю стоял тихий вой. И грохотали ночами взрывы.

Конечно, инженерная мысль победила. Храм взорвали частями, сровняли с землей и выстроили Дом пионеров. А позже какой-то шальной скульптор придумал водрузить на широкой площадке перед входом пугающую композицию, черных призраков. Володя вдруг поймал себя на том, что и эти отвратительные скульптуры хочет взорвать. Они тоже проявление зла и бездарности. Каждый день на них смотрят дети, и что-то нехорошее оседает в их душах.

— Так нельзя, — прошептал он самому себе, — тебя поймают, ты попадешь в тюрьму и там погибнешь. От этого не станет в мире меньше зла. Так нельзя.

Он заметил, что беседует с тишиной, с ранним ясным утром. Почему-то вдруг навалилась страшная, тошная тоска. Он один на свете, и никто не заплачет, если завтра его схватят и посадят в тюрьму. Никто не скажет спасибо за долгие бессонные ночи, за бесконечную слежку, за исполненные справедливые приговоры, за выстраданный, точный выстрел, который непременно прозвучит — днем ли, вечером, не важно. Сквозняку от этой пули не уйти. Но спасибо никто не скажет, даже милая круглолицая блондинка, так похожая на Володину бабушку в молодости.

Солнце вставало, стеклянный купол Дома пионеров жарко вспыхнул и погас в рассветном луче. Маленький, русоволосый человек в ковбойке сидел на лавочке в пустом сквере, сгорбившись, низко опустив голову. Ему было зябко после бессонной ночи. На коленях лежала спортивная сумка, а в ней — пистолет. Черные пустые глаза скульптур глядели на него тупо и решительно.

* * *

— А вы случайно не Курбатов? — спросил Антона детский голос.

— Да, я Курбатов.

— Скажите, чем торговала ваша фирма? Ребенок говорил очень тихо, Антону показалось, трубка прикрыта ладошкой. Он удивился вопросу.

— А почему тебя это интересует?

— Вы сначала скажите, только правду. А потом я объясню.

— Ну ты представься хотя бы, — Антон улыбнулся в трубку, — я ведь даже не знаю, мальчик ты или девочка, сколько тебе лет.

— Я девочка. Соня. Мне десять лет. Так чем торговала ваша фирма?

— Очень приятно. Соня. Меня зовут Антон. Наша фирма занималась посреднической деятельностью. Ты знаешь, что это такое?

— Конечно, знаю. И в чем именно вы посредничали?

— В покупке недвижимости за границей.

— Это правда? Или вы врете?

— Зачем мне врать?

— Ну, мало ли? Вдруг вы на самом деле торговали оружием или живым товаром?

— Нет, ничем таким мы не торговали. Только домами в Чехии.

«Странная девочка… Ну и детки пошли, — подумал Антон, — смотрят боевики по телевизору и по видео, а потом в них играют».

— Прости, пожалуйста, ты не могла бы позвать Веру к телефону? — осторожно спросил он странную девочку.

— Она спит. Но я ее сейчас разбужу.

— Спасибо.

Ждать пришлось довольно долго. Видно, Вера спала крепко, хотя было уже почти двенадцать.

— Да, я слушаю, — раздался наконец сонный голос в трубке.

— Доброе утро. Вера. Вы простите меня за назойливость, — начал Антон, — я просто хочу вам напомнить… Вы не искали факс?

— Это вы меня простите. Пока не искала, руки не дошли. Но я могу посмотреть прямо сейчас. А вы перезвоните минут через двадцать.

— Может, я у телефона подожду?

— Как хотите. Честно говоря, не знаю, сколько на это уйдет времени.

Однако времени ушло совсем немного. Пару дней назад Вера разбиралась в ящиках своего стола. Все нужное она разложила по папкам, и в этих папках того факса быть не могло. И смотреть нечего. Она уже подумала, что выкинула важную для Курбатова бумажку, ей стало неудобно, но тут заметила белый уголок, торчавший из-под маленького струйного принтера.

Столешница была покрыта стеклом. Под стекло Вера клала фотографии школьные, университетские, мамины в детстве и в юности, в общем, те, на которые хочется часто смотреть. Туда же, под стекло, иногда засовывала листочки с важными телефонами, чтоб не потерять. Почему-то именно под стекло попал многострадальный факс с текстом, написанным от руки. Наверное, это вышло машинально. А сверху стоял принтер, и Вера раньше этот листочек не замечала, забыла о нем.

— Вы слушаете?

— Да.