Никто нигде. Удивительная автобиография аутичной девочки

Живя как Кэрол, в полной изоляции от своего подлинного «я» и его настоящих эмоций, я начала страшно бояться одиночества. Я боялась, что меня захватит мое истинное «я»: оно, казалось мне, как призрак, прячется где-то в тени и только и ждет, чтобы Кэрол осталась одна, или чтобы жизнь ее замедлила ход – тогда ему удастся ее догнать.

Роль Кэрол я играла так убедительно, что сама себе не признавалась: мой страх – это страх выйти из роли. Я играла Кэрол постоянно, она стала моим вторым «я». Однажды младший брат пришел повидаться со мной. Но у Кэрол не было брата Тома.

Скажи, ты меня помнишь? Я та же, что была?Видишь, я оглядываюсь вокруг,

Ищу в толпе знакомые лица.Найдется ли у тебя время для нового друга?Мое лицо – из тех, что тебе нравятся?Что ж, давай начнем с этого,Не все ли равно, с чего начинать.

Том пришел к дверям квартиры. Дверь была открыта: Кэрол стояла на пороге и смотрела на десятилетнего мальчика. Мы не виделись почти год; должно быть, Том помнил настоящую меня – Донну, которая делилась с ним своим миром, когда ему было три года. Но девушка, открывшая ему дверь, ушла от него – как уходила от всего и вся, когда чувствовала, что близость становится для нее невыносимой.

– Привет, сестренка, – проговорил Том, стоя на пороге. Рядом со старшей сестрой он казался совсем маленьким. – Меня мама прислала. Она там, во дворе. Хочешь с ней поговорить?

– Не-а, – легкомысленно ответила девушка. – Может, зайдешь?

– Не могу, – ответил Том. – Мне мама велела зайти и спросить, она хочет с тобой поговорить, – добавил он.

– Ну скажи ей, что мне некогда с ней разговаривать, – небрежно ответила девушка. – До свиданья.

Том ушел – и два года не появлялся.

Крис переехал ко мне. Последняя моя квартира ему понравилась. Когда Кэрол снова вытащила коробки, Крис сказал, что никуда больше не поедет. Теперь Кэрол жила как будто на трапеции, немилосердно раскачивающейся вверх-вниз, вверх-вниз. И как раз перед тем, как Кэрол в последний раз вышла на поклоны, на сцене появился мой старший брат Джеймс.

Донна Джеймсу никогда не нравилась. Ее трудно было понять, она вечно, на его взгляд, несла какую-то бессмыслицу. Но сам он сейчас проходил через трудные годы юности: он слишком рано повзрослел, был один – и одинок. К добру или к худу, он решил попробовать сблизиться с сестрой. И встретился с Кэрол.

Сидя на кушетке, Джеймс разговаривал с очаровательной, пленительной маской, за которой скрылась его сестра. Я «переключилась на автопилот» и наблюдала откуда-то со стороны, как легко, открыто, без малейших усилий общаюсь с братом, с которым никогда не желала иметь ничего общего.

Неожиданно для себя Джеймс обрел во мне друга. Оказалось, что его сестра разительно изменилась к лучшему. Эта девушка не смотрела на него с мольбой о понимании; она болтала весело и небрежно, в ней не было ни следа осторожности и недоверия, к которому он привык в сестре. Она ему понравилась, и он решил заходить почаще.

А я как будто смотрела пьесу, только в этой пьесе была и зрителем, и актером. Брат приходил снова и снова, и Кэрол начала фальшивить – общаться ей становилось все труднее. На свет выглянула Донна и принялась «говорить поэтически».

Джеймс в шутку начал называть меня «бухтелкой» и просить, чтобы я перестала «тарахтеть». Я застыла: казалось, возвращается мой страшнейший кошмар. Он снова называл меня дурой, чокнутой, говорил, что меня невозможно понять. Я смотрела на него и не могла взять в толк, как случилось, что в моей квартире он чувствует себя, как дома. В конце концов до него дошло: я не просто «не в настроении». Я снова стала такой же, как была, – а у него найдутся в жизни занятия поинтереснее, чем тратить время на «чокнутую» сестру, которая его не замечает или всем своим видом дает понять, как противна ей его компания. Джеймс ушел и вернулся в мою жизнь два года спустя – и тогда мы снова, как и прежде, сделались врагами.

Донна была призраком – и теперь призрак ко мне вернулся. Однако люди привыкли видеть Кэрол – и Кэрол вела отчаянную битву за свое существование.

Я начала бояться больших помещений. Стоило зайти в торговый зал большого магазина, как у меня начиналась дрожь и подгибались ноги. Я снова превратилась в перепуганного зверя в клетке: бежала от любых попыток со мной сблизиться – лишь за Криса отчаянно цеплялась, как за единственного взрослого, способного защитить меня от вторжения внешнего мира.

Работать я уже не могла – я убегала с работы без объяснений. Меня трясло, казалось, что вот-вот потеряю сознание. В панике я смотрела на знакомую обстановку и не могла понять, что все это такое, зачем оно и почему я заставляю себя здесь оставаться. Кэрол блестяще проходила собеседования, устраивалась на работу – а несколько недель спустя Донна бросалась наутек.