Никто нигде. Удивительная автобиография аутичной девочки

С этого дня, пока мои деньги не пришли из Англии, я пела на улице по несколько часов каждый день. Изучила лучшие места для уличных концертов на улицах и площадях Амстердама. Каждый день покупала бутерброды и чай для себя и соседки, платила за место в хостеле и даже купила для себя кое-что такое, что всегда хотела – тамбурин.

Наконец пришли деньги – и у моей соседки появилась отличная мысль о том, как их потратить. Она предложила мне поехать с ней в Германию. Мы сели на поезд и отправились в Берлин, где жила какая-то подруга подруги ее подруги.

Эта девушка, студентка медицинского института, немало удивилась, когда столь отдаленная знакомая появилась у нее на пороге – и удивилась еще сильнее, когда вслед за ней на пороге возникла я. Но она оказалась очень милым человеком и не возражала, что мы свалились на нее, как снег на голову. Моя спутница с гордостью демонстрировала всем мои музыкальные таланты (хоть и не забывала предупредить, что я малость странновата); она решала, куда сегодня идти, а я охотно полагалась на ее решения. Мы вместе бродили по Берлину, я пела и угощала всех чаем с бутербродами. Видели мы и Берлинскую стену: я слышала о ней в новостях и рада была увидеть что-то знакомое. В то время с восточной стороны стену еще охраняли вооруженные пограничники – а с западной от нее уже отбивали осколки и продавали туристам.

Однажды вечером, когда я никуда не пошла, а сидела в квартире нашей гостеприимной хозяйки, слушая, как Крис де Бург поет «Borderline», моя амстердамская соседка познакомилась с двумя немками-путешественницами, направляющимися в сторону Австрии. Вернувшись, она рассказала мне об этом. К тому времени деньги у меня снова заканчивались, и я с облегчением узнала, что на дорогу много тратить не придется. На следующий день мы встретились с этими женщинами и вместе с ними двинулись на юг. Во Фрайбурге моя бывшая соседка решила поехать вместе с одной из этих женщин к ней на родину, в Чернолесье. Другая ехала в какую-то сказочную деревушку в земле Гессен. Средневековый замок, нависающий над узкими улочками – для меня это звучало, как мечта.

В это место я влюбилась с первого взгляда. Все улицы – узкие, мощенные камнем, все на разной высоте, так что с одной на другую нужно попадать по ступенькам. А вокруг – крутые холмы, и с каждого холма открывается вид на много миль вокруг. Смотришь – и кажется, что летишь.

Однако здесь мне негде было остановиться. Я стала ловить попутку; молодой немец остановился и подсадил меня. По-немецки я не говорила и чувствовала себя в безопасности, полагая, что и он не говорит по-английски. Однако выяснилось, что английский он знает, как родной. Он работал в детском доме, там же и жил – и сейчас как раз туда направлялся. Он предложил мне поселиться там, в свободной комнате. Меня поразила такая ирония судьбы: по собственной воле оказаться в стенах детского дома – в страшнейшем из моих кошмаров! Однако выбора не было, и я согласилась.

Юлиан оказался человеком мягким, но проницательным и настойчивым. Как и я, он писал стихи и музыку – и, как и я, именно в искусстве становился самим собой.

Дети, как и везде, сразу ко мне потянулись. Они всюду водили меня с собой, показывали разные вещи и говорили, как они называются по-немецки – а я, к их восторгу, повторяла незнакомые слова, прислушиваясь к тому, как они звучат.

Я наблюдала за детьми – а Юлиан незаметно наблюдал за мной. Он изучал меня.

– Перестань на меня пялиться! – огрызалась я, как обычно, когда замечала, что меня пытаются изучить.

Юлиан только понимающе улыбался в ответ. Мое поведение его не удивляло – должно быть, что-то похожее он встречал у кого-то из детей. Он не отвечал – но продолжал наблюдать, и в самые неожиданные моменты я ловила на себе его пристальный задумчивый взгляд.

Он взял гитару, предложил мне спеть – и начал играть, не дожидаясь ответа. Как будто ему было все равно, присоединюсь я к нему или нет. Правильная тактика. Я запела.

– Потрясающе, – проговорил он, склонив голову. А потом позвал друга послушать, как я пою.

Быть может, присутствие друга его приободрило; вдруг он посмотрел долгим взглядом прямо мне в глаза. У меня екнуло сердце: все мои «персонажи» меня покинули – я сидела перед ним, беззащитная.

Должно быть, мой испуганный вид подтвердил какие-то его предположения: он протянул руку и тыльной стороной ладони легко, осторожно погладил меня по щеке, словно приручая хрупкую перепуганную птичку. Я бросила на него полный ужаса взгляд и отодвинулась. Он шел по минному полю – на цыпочках, шажок за шажком. Я была легкой добычей. По счастью, Юлиан хищником не был

– и становиться им не собирался.

Его поразило и заинтриговало то, что в разные моменты я веду себя совершенно по-разному; будучи проницательнее большинства людей, он догадался, что эти изменения – не столько истинные проявления моей личности, сколько реакции, вызванные страхом. Проведя со мной несколько дней – и все это время общаясь только с

Кэрол – он однажды взглянул мне прямо в глаза и спросил, мягко и как ни в чем не бывало: